Человек как микрокосм и макрокосм - Концепция аналогии между микрокосмом и макрокосмом

Оглавление:

Платон (427-347 гг. до н.э.) — великий древнегреческий философ, считающийся основоположником всей европейской философии.

Он родился в благородной, аристократической семье. Родившийся в Афинах, его настоящее имя — Аристокл; по преданию, Аристокл получил прозвище Платон от Сократа за ширину груди и лба. У Платона было обычное для благородного афинянина образование: гимнастика, грамматика, музыка, математика; он рано познакомился с философией Гераклита, Парменида, Зенона, пифагорейцев. В 407 г. до н.э. он познакомился с Сократом и был одним из его ближайших учеников до самой смерти.

Философское письмо Платона — это диалог, героем которого является Сократ, разговаривающий с одним или несколькими слушателями.

Концепция аналогии между микрокосмом и макрокосмом

Чтобы открыть концепцию, сначала необходимо ознакомиться с основными определениями:

Космос — (греческое kosmos — расположение, порядок, орнамент) — философская категория, устанавливающая идеи мира как упорядоченного и структурно организованного целого, которое в своей динамике подчинено имманентной закономерности; основная концепция метафизики.
Макрокосм и микрокосм — это великий мир и малый мир, великий мир, понимаемый как вся Вселенная, малый как организованное существо, животное или человек как живая, мыслящая, обладающая душой часть его. Сочетание этих двух терминов, их использование вместе, придает каждому из них определенное новое значение. Предполагается, что мир в целом одухотворен, что он организован как живое существо, и что человек, со своей стороны, содержит в себе, в своей душе, в своем разуме, весь мир, который может быть известен, если он знает себя.

Аналогия между макрокосмом и микрокосмом

Аналогия между макрокосмом и микрокосмом уже встречается у древнегреческих мыслителей, начиная с Анаксименов, пифагорейцев, Гераклитов, Эмпедоков, и заканчивая стоиками и неоплатониками. Аристотель рассказывает о малом и большом космосе и обсуждает происхождение движения. Неодушевленные тела всегда приводятся в движение чем-то внешним, в то время как живые существа могут двигаться сами по себе. Когда живой организм находится в полном покое некоторое время, движение возникает от него самого, а не от внешней причины. «Если это может случиться с одним живым существом, — спрашивает Аристотель в «Физике», — почему это не может случиться со всей Вселенной? Ибо если это происходит в маленьком космосе, то это происходит и в большом космосе…» Однако в целом физика Аристотеля избегает рассматривать космос как живой или живой. Движение звезд объясняется не присутствием в них жизни, а, прежде всего, круговым движением, присущим эфирам, из которых они состоят. С Стоиками на первый план снова выходит концепция космоса как живого сферического тела, как разумного существа, части которого образуют разумно упорядоченное целое. В Плотинусе, как и в Стоиках, мир является единым существом, которое живет в каждой из его частей, всегда играл и рациональную, и мистическую роль. Эта идея всегда присутствовала в той или иной форме в орфографических, гностических, герметических текстах, а также в работах по мистическому пантеизму и оккультизму. Вера в то, что события во Вселенной не случайны и хаотичны, что они упорядочены по единому духовному принципу, привела к желанию достичь прямого мистического союза с душой Космоса, а значит, даже воздействовать через ее посредничество на внешний мир.

В восточной философии достаточно широко распространены концепции организма, устанавливающие связь между структурой живого организма и космосом. Конфуцианство объединило этические и политические идеи с доктриной космических сил инь и янь. Конфуцианские сочинения того времени развивали интерпретации индивидуального и космического бытия вплоть до мельчайших деталей. Дун Чуньшу писал, что круглая форма человеческой головы отражает форму неба, он соотносит человеческое дыхание с ветром, открытие и закрытие глаз соответствует дню и ночи; зима и лето отражают периоды слабости и силы в человеке, а чередование печали и радости объясняется вращением двойных космических сил инь и янь.

В средние века человек определяется как микрокосм Бетием, Григорием Ниссайским и Дансом Скотом. Николай из Кузы верит, что понимание каждого человека достигается путем обращения к божественному началу. Во всем, что «сияет насквозь», оно предшествует всему, поэтому оно недостижимо. «Интеллектуализм», коллективный смысл, определяет мир как единое целое. Каждая вещь находится в каждой вещи в силу принадлежности к вселенной. Бог заранее — это уже все, что может быть. Идеи Николая Кузского вместе с неоплатонизмом оказали большое влияние на философию Ж. Бруно. На него оказывает влияние идея единого начала и мировая душа как движущий принцип Вселенной. Основной единицей бытия является монада, как единство телесного и духовного. Высшая субстанция, Монада или Бог, проявляется во всей совокупности единственного. Агриппа, Парацельс, Пикоделла Мирандола, Кардано, Кампанелла считали человека микрокосмом, в котором проявляются силы макрокосма. В теории Лейбница о монадах, данная гармония гарантирует, что каждая монада может воспринимать все и действует как постоянное живое зеркало вселенной.

В новую эпоху доминирует идея противопоставления мыслящей субстанции и расширенной субстанции, познающего субъекта и природу как объект познания. Космос существует независимо от человека, от его духовного мира и подчиняется объективным законам развития. Такое отношение переносит проблему макромира и микромира на периферию, но оно встречается также в Хердере, Гете, Шопенгауэре, Шеллинге, Лотце. Центральное положение концепции макромира и микромира занимает философская система с мистической ориентацией. Н. Бердяев сделал идею макромира и микромира одной из самых важных в своей религиозной философии именно потому, что противопоставил ее рационалистической критической философии новой эпохи. Познать Вселенную, по Бердяеву, может только тот, кто есть сама Вселенная, кто может принять ее в себя. Человек космический по своей природе, он — центр бытия, микрокосм, который содержит все элементы Вселенной, все ее свойства и качества. Религиозная философия — это внутреннее познание мира человеком, в то время как наука — это внешнее познание мира вне человека.

В XX веке кризис доктрины науки вновь подводит к вопросу о взаимосвязи духовного мира человека и мира природы, космоса, что в то же время указывает на кризис рациональности новой эпохи. Развитие философии в 20 веке. (Экзистенциализм, Герменевтика, Постпозитивизм), а также фундаментальные изменения в области естественных наук ставят под сомнение законность противопоставления субъекта и объекта, человеческой духовности и космоса, но возникающие решения этой проблемы обходят понятия макромира и микромира.

Микрокосм и макрокосм в философии Платона

Платон не использует в своих диалогах слова «микрокосм» и «макрокосм», но идея такого сравнения четко выражена.

Платон говорит в Тимее, обсуждая происхождение и структуру Вселенной, что «наш космос — живое существо с душой и духом». Взвод. Собрание сочинений в четырех томах. . Платон задается вопросом, какое живое существо Бог подарил космосу в качестве модели. Речь идет не об определенном виде бытия, а о живом существе, которое принимает все другие живые существа как свои части, и которое было тем образцом, на который космос больше всего похож. Тело, с которым соединяется Мировая Душа, имеет совершенную сферическую форму и лишено каких-либо органов чувств. Существует, однако, определенная близость между процессами в космосе и процессами в душе и теле человека. Таким образом, изучение космических ритмов в макромире помогает понять процессы, протекающие в человеке как в микромире.

Давайте подробно опишем Тимеев с цитатами из этого диалога:

Четыре собеседника — Сократ, Тимеус, Критиада и Гермократ — находятся под впечатлением от состоявшегося накануне разговора о лучшем устройстве государства и стремятся продолжить беседу. Чтобы поблагодарить Сократа за его вдохновляющий рассказ об идеальном государстве и почтить богиню Афину в день своего праздника «достойным и истинным хвалебным гимном», слово взято из Critius, известного древнего родственника Платона. Он рассказывает Солону о своем путешествии в Египет и беседе с египетскими священниками, которые рассказали ему, что история Афин была намного древнее, чем известно нынешним жителям города; что Афинское государство было когда-то, много тысяч лет назад, «первым в военном мастерстве, и в его законах прежде всего сравнение; традиция приписала ему такие дела и наставления, которые прекраснее всего, что мы знаем под небом» .

Законодательная структура этого древнего афинского государства имеет поразительное сходство с идеалом, очерченным Сократом. Но с тех пор прошло не только много лет; разрушительные катастрофы, такие как мифический потоп или падение огненной колесницы Фаэтона, которая выжгла землю, сметали с лица земли целые страны и народы, уничтожали память о былом совершенстве, и каждый раз погружали людей в состояние первобытной дикости. Впервые в связи с этими мифами в чисто исторический разговор вплетаются «научные» мотивы: Мифы недалеко от истины, ибо «тела, вращающиеся вокруг земли на небосклоне, отклоняются от своей орбиты, так что через определенные промежутки времени все на земле погибает в великом пожаре» , а нильские наводнения могут служить прообразом вселенских наводнений. Постепенно интерес собеседников смещается от политических проблем к историческим зарисовкам на космологические темы, и слово предоставляется признанному эксперту в области Тимея Локраса, поклоннику Пифагора, эксперту в области астрономии, который «сделал знание природы всех вещей своим главным делом». История Тимеея — это космогония, а также физика и онтология, ибо она рассказывает не только о мире и его истоках, но прежде всего об основополагающих принципах бытия и знания.

«Мне кажется, что сначала мы должны различить эти две вещи: то, что является вечным, не воскресшим существом, и то, что вечно, но никогда не воскреснет. То, что постигнуто рефлексией и объяснением, является очевидно и вечно идентичным существом, и то, что подчинено мнению и неразумным ощущениям, возникает и исчезает, но никогда на самом деле не существует. Но все, что появляется на свет, должно иметь причину своего возникновения, ибо появиться без причины совершенно невозможно. Далее, если демиург вещи смотрит на то, что существует неизменным образом, и воспринимает это как прототип в создании идеи и силы этой вещи, все должно быть красиво; но если он смотрит на что-то созданное и воспринимает это как прототип, его работа будет плохая».

Вселенная, или «всеобъемлющее небо», относится к вещам видимым, осязаемым и телесным, которые появляются и подчиняются мнению, и поэтому имеют причину своего происхождения. «Конечно, Творца и Родителя этой вселенной нелегко найти, и если мы все-таки найдем его, то он не может быть донесен до всех». Поэтому в рассказе Тимеея его отныне называют «Демиургом», т.е. «Учителем», чьим творчеством является наш мир. Этот добрый создатель, желая сделать свое творение максимально похожим на себя, «устроил дух в душе, а душу в теле, и так построил вселенную….». как одно видимое живое существо, содержащее в себе все связанные с ним живые существа».

Бог сотворил Вселенную из огня, воздуха, воды и земли, придавая ей очертания сферы и заставляя ее «вращаться равномерно в одном и том же месте внутри себя, делая круг за кругом». Он поместил душу в середину вселенского тела и «рассеял ее оттуда по всему пространству и, более того, одел тело с нею снаружи», и сочинил ее «из той сущности, которая нераздельна и вечно тождественна, и которая претерпевает разделение в телах». Он создает смесь «третьего, среднего вида бытия, которое разделяет природу идентичности и природу другого», и объединяет все три «в одну идею, заставляя не смешивающуюся природу другого объединиться с идентичностью» . Эта тройная смесь Творца, разделенная на необходимое количество частей, руководствуется принципами тончайших пропорций, совершенство которых может оценить только искусный пифагорец. Затем он сотворил время как движущийся образ вечности, так что «время сотворено вместе с небесами, так что если бы они родились в одно и то же время, то и они были бы растворены в одно и то же время, если бы для них было растворение». Тогда Бог сотворил четыре вида живых существ: небесных богов, пернатых, водянистых и сухопутных.

Божественный он сам сотворил из огня, но остальные виды были созданы от его имени, дружелюбные боги-демиурги из той же духовной смеси, но в более шаткой комбинации, именно поэтому смертные души хрупки и уязвимы к неблагоприятным воздействиям. Создавая человека, они сделали голову в имитации контура Вселенной, и, чтобы переместить его более комфортно на земле, они дали ему «крест карету» в виде тела, с конечностями. В глазах они поместили чистый огонь, напоминающий дневной свет, и эти глаза «открыли нам число, дали нам понятие времени, и заставили нас исследовать природу Вселенной, и из этого возникло то, что называется философией, и что было и будет лучше, чем дар богов смертному роду». Голос, слух, речь, ритм даются также на благо души.

Здесь есть поворотный момент в повествовании. До сих пор единственное творческое начало было определено как Демиург. Теперь выясняется, что рождение Космоса возникло от сочетания духа и необходимости, при этом дух торжествует над необходимостью и заставляет его обратиться к лучшему, что родилось». Дело в том, что генезис зарождения Вселенной, ее «элементы» («элементы» — «буквы», «элементы») — огонь, воздух, вода, земля — никак не объяснен. Отсюда повествование возвращается, как оно есть, к отправной точке и к двум изначальным принципам, упомянутым выше: мыслимому вечному архетипу и преходящему, рожденному, имитативному представлению того же самого, добавляя третий вид, «темный и трудный для понимания». Это «реципиент и, как бы там ни было, питатель всех родов». Эта природа «имеет такую природу, что она принимает все оттенки, находится в движении и изменяет свои формы под действием того, что в нее входит, и поэтому в разное время она оказывается разной, а вещи, которые в нее входят и выходят из нее, являются имитацией вечного существа, отпечатками, сделанными по ее образцам». Поскольку золото способно принимать различные формы и терять их по мере прохождения, то и огонь, и воздух, и вода, и земля способны переходить друг в друга, ибо и они тоже являются лишь видимыми и осязаемыми формами, воспринимаемыми этим третьим, «бездушным» видом.

Вечный образец подобен отцу, воспринимающее начало подобно матери, возникающие вещи — дети. Другими словами, есть существо, есть продолжение, есть возникновение, и «эти трое появились по отдельности перед рождением небесным».

«Сестра», «приемник», «мать», даже «расширение» («HORA», что на греческом языке означало в первую очередь расширение рельефа Земли) — все эти слова используются здесь для обозначения категории, которая впоследствии получила название «материя». Таким образом, это вещество, распространяющееся или пламя, приняло форму воды или огня, а также земли или воздуха, трясущихся, дробящихся или рассеивающихся во всех направлениях. Бог, «когда создал космос… упорядочил эти четыре вида по изображениям и числам». Воспринимая форму как форму, форму как глубину, ограниченную поверхностью, а поверхность как сумму геометрических фигур, Тимей называет треугольник элементарной (наименьшей неделимой) фигурой, геометрическим атомом, а для четырех элементов он дает четыре элементарных тела: для огня — тетраэдром, для воздуха — октаэдром, для воды — икосаэдром, для земли — гексаэдром или кубом. «В заповеднике была пятая многогранная постройка: бог определил ее для Вселенной и прибегнул к ней, когда расписывал и украшал». Из геометрических свойств фигур, которые функционируют как элементы тел, физические свойства продолжают быть выведены — горячие и холодные, твердые и мягкие, тяжелые и легкие, гладкие и грубые, — а также приятные и неприятные, разные вкусы, запахи, звуки и цвета.

Сотворения человека

Возвращаясь к моменту сотворения человека, Тимей на этот раз дает анатомию и физиологию человеческого тела более подробно и со знанием дела, объясняя рациональное назначение каждой из его частей, отслеживая функционирование систем — опорно-двигательного, кровеносного, пищеварительного, нервного — уже с точки зрения упомянутой выше теории атомистического строения материи (ни в коем случае не следует путать геометрические атомы Платона с физическими атомами Эпикура или Демокрита). Точно так же объясняются гармония звуков, явления электричества и магнетизма (поскольку последние два явления были известны древним натуралистам). Объясняются рост и старение организма, здоровье и болезни. Таким образом, тело становится нежным и сильным, когда треугольники, из которых состоят его члены, являются новыми, «как бы из мастерской»; случайные треугольники преодолеваются и разлагаются, в результате чего происходит питание и рост. Но когда собственные треугольники организма ослабевают от многолетней борьбы, они переполняются новичками, и питание уже не укрепляет организм, а раздавливает его: старость наступает. В конце концов, узы тела больше не могут удерживать узы души, и душа освобождается. Недомогания души вытекают из недугов тела, и, наоборот, здоровье души поддерживает тело в здоровом состоянии.

Другие существа происходят от людей, как будто они продолжали свои пороки: от бездумных птиц-высокоумных, от прагматичных философов — наземных животных, от рептилий — рептилий, от аппетитных дураков — рыб, чем глубже они жили, тем глубже было невежество их предков.

Усвоив все смертные и бессмертные живые существа, «наш космос стал видимым живым существом, охватывающим все видимое, чувственного Бога, духовного образа Бога, величайшего и лучшего, самого прекрасного и совершенного, единого и однородного Неба». На этом повествование Тимея заканчивается.

Космос В Тимее — идеальное и всеохватывающее существо

Он играет роль стандарта, которому должны подражать все остальные существа. Параллель между человеком и космосом в «Тимее» может быть проведена следующим образом:

Физиологически и космос, и человек состоят из элементов. Это те же самые четыре элемента: Огонь, воздух, вода и земля. Разница в том, что космос принадлежит всем элементам во всей их полноте, в то время как человек состоит лишь из небольшой их части.
С точки зрения анатомии, космос — это противоположность человека. Платон подчеркивает, что в космосе нет ни глаз, ни ушей, ни дыхательных аппаратов, ни желудка, ни конечностей. Но есть и такие черты, которые объединяют космос и человека: Человеческая голова — это образ космоса, как прямо говорится в диалоге.
Душа, тело и дух в равной степени являются компонентами Бога и человека.
Человеческий дух функционирует в Платоне так же, как и дух космоса. В очень важном отрывке (90а) прямо говорится о притяжении между духом человека и духом мира.

В диалоге «Филебус» линия общей аргументации не прямая: Платон создает переходы от одной обрабатываемой темы к другой (от темы приоритетов жизни к теме структуры мироздания). Этот факт можно объяснить изначальной связью души и космоса, предполагаемой Платоном. Человек должен строить свою жизнь (т.е. выбирать в душе для ведения жизни те или иные состояния) в соответствии с природой бытия: всё представляет собой разумную смесь данных «идей». Поэтому можно сказать, что в диалоге «Филеб» мы снова сталкиваемся с «идеей», которая присуща бытию: «предел» и «безграничность» существуют не только в космосе, но и в душе. Душевные переживания возникают в соответствии с характером, который дают им «родовые» в «смеси»; но сами переживания также имеют характер этих «родов». «Желания» души должны иметь такую природу («разумную»), что они приводят душу в гармоничное, разумное, уравновешенное состояние (необузданные, «непристойные» желания приводят душу в нездоровое состояние). Такое состояние является состоянием макромира в целом. Поэтому мы имеем право сказать, что в диалоге «Филеб» мы говорим о человеке как о микрокосме, и что на плоскости бытия мы также находим «идеи», погруженные в бытие. Платон — философский микрокосм.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: