Лев Исаакович Шестов, русский философ - Мир сам по себе, человек сам по себе

Оглавление:

Лев Шестов (настоящее имя Лев Исаакович Шварцман) (1866-1938), русский философ и писатель. Он родился в Киеве 31 января 1866 года в семье купца. В 1884 году он поступил в Московский университет на математический факультет, а через год перевелся на юридический факультет. Был исключен из университета за участие в политических выступлениях студентов. Завершил образование на юридическом факультете Киевского университета (1889). Затем Шестов ушел в мир литературной критики и философской эссеистики, и это решение оказалось окончательным. Он принимал участие в религиозно-философских собраниях в Петербурге, поддерживал отношения с ведущими представителями русского религиозно-философского движения начала века — с Д.С.Мережковским, С.Н.Булгаковым, В.В.Розановым, М.О.Гершензоном и др. Особенно близкие отношения связывали его с Н.А. Бердяевым. С 1895 года он жил в основном за границей (в Швейцарии и Франции). В своей философии, полной парадоксов и афоризмов, Шестов восставал против диктата разума (общепризнанных истин) и подавления общеобязательных моральных норм над суверенной личностью. Он противопоставил традиционную философию «философии трагедии» (которая сосредоточена на абсурдности человеческого существования), а философские спекуляции — откровению, данному Всемогущим Богом. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенциализма. Его главные работы — «Апофеоз беспочвенности» (1905) и «Спекуляция и откровение» (опубликована в 1964 году).

Шестов — философ в том же смысле, в каком философами являются Достоевский и Шекспир. Почти все его произведения — это литературные экскурсы в философию. При этом он не пытается разработать собственную философскую концепцию или защитить философскую систему, а старается непредвзято взглянуть на философские построения других людей. Девиз произведений Шестова взят из произведения английского философа Уильяма Шекспира: «В мире нет виноватых! Я буду выступать за всех». Главное в его творчестве — борьба с рационализмом: «Человечество одержимо идеей рационального понимания». «Следует помнить, что наука не может дать нам истину, ибо она по своей природе не хочет и не может искать истину». «Все говорит о том, что либо не все в порядке в самой Вселенной, либо наши подходы к истине в корне поражены каким-то пороком». «Задача философии — научить нас жить в неизвестном».

«Человеку все возможно!» Такое восклицание вырывалось из уст многих людей. Обычно так говорят, указывая на то, что кто-то сумел победить неизлечимую болезнь, кто-то сумел выжить в открытом океане в течение нескольких недель без еды и воды, кто-то сохранил добрую волю и ясность мысли в концентрационном лагере. Но даже если мы искренне восхищаемся силой духа и волей к жизни таких людей, где-то на периферии сознания мы понимаем, что наше восклицание — лишь красивая метафора, что возможности человека ограничены со всех сторон, что человек не свободен в подавляющем большинстве значений слова «свобода». Существует три основных значения — физическое, метафизическое и политическое. Политическая свобода означает, во-первых, независимость от государственного принуждения, а во-вторых — обладание правами человека, гарантированными тем же государством. Отдельные люди могут влиять на расширение своей политической свободы лишь косвенно. Те, кто не хочет сталкиваться с политическими ограничениями свободы, должны столкнуться с физическими — стенами тюрьмы.

Мир сам по себе , человек сам по себе

Русский философ Лев Шестов (1866 — 1938) за свою жизнь написал множество книг и статей, затронул множество философских и литературных тем. Но конечный результат, сухой остаток его жизни и работы, можно выразить одним коротким предложением: «Для человека возможно все». Шестов не сразу провозгласил эту истину, его взгляды прошли сложный путь развития. И он провозгласил это не совсем в открытой форме, чтобы из его текстов можно было с первого взгляда понять, что для Бога возможно все.

Основой философии Льва Шестова в начале его творческого пути был смысл трагического человеческого существования. Уже в своей первой книге «Шекспир и его критик Брандес» он говорит о роковой роли случайности в жизни человека. По его собственным словам, тогда он еще «стоял на точке зрения морали» и считал, что случайности и страдания способствуют нравственному рождению и росту. Но вскоре он разочаровался в любом позитивном чувстве страдания. В течение следующих пятнадцати лет Шестов писал книги и статьи, основным фоном которых, при всем их литературном мастерстве, было ощущение отчаяния и безнадежности. Человек по своей природе — существо ограниченное в своих силах и возможностях, а потому трагическое, из которого нет выхода. Но главная тема его первых книг — не описание человека и его трагедии, а критика всех тех культурных и социальных фетишей, которые призваны дезавуировать трагизм человеческого существования.

Шестов начинает свою первую атаку против нравственного идеализма, а именно против добра в той форме, в которой оно перестало быть нравственной категорией, а стало своего рода идолом, требующим служить себе. Его книга «Добро в учении гр. Толстого и Ницше» была опубликована в 1899 году. В ней Шестов пытается показать, что служение добру как идеал не приносит счастья и душевного покоя ни тому, кто сделал его своим жизненным кредо, ни тем, кто его окружает. Эти выводы делаются путем сравнения жизни и творческого пути Толстого и Ницше. Рассматривая первый период творчества Толстого, Шестов обращается к образу Левина в «Анне Карениной». Левин, когда пытался делать добро человечеству, России, всей деревне, «мысль об этом была приятна, но действительная деятельность всегда была беспокойна и устремлялась в пустоту». «Когда Левин стал все более и более ограничиваться тем, чтобы жить для себя, — он увидел, что дело спорится гораздо лучше, и что хотя он ищет не добра, а своего собственного счастья, тем не менее, или именно благодаря этому, его жизнь не только не потеряла смысла, как прежде, но имела несомненный смысл добра. «Добрым людям зло нужно как объект мести, а добрым людям зло нужно, чтобы их призвали к суду, хотя бы к воображаемому суду совести». Вера в добро «обязательно приводит к желанию уничтожить, задушить, раздавить других людей во имя какого-то принципа, который выставляется как обязательный, хотя сам по себе он более или менее чужд и излишен для его защитника или для людей». По мнению Шестова, причина имморализма Ницше кроется в его отказе от служения добру как идеалу, от добра как блага самого по себе. «Ницше был и до конца жизни оставался нравственным человеком в полном смысле этого слова». «У него не было ни пьянства, ни разврата, ни дуэлей. Он служил «добру». И добро сыграло с ним коварную шутку. Пока он был молод, силен, здоров, пока он мог обходиться без утешения добром, добро приносило ему свои дары. Но когда все было отнято у него, когда он остался один, и добро покинуло его, как неверный друг». «Ницше был первым философом, который осмелился прямо и открыто протестовать против необычайной непритязательности добра, который хотел, чтобы люди признали его «началом и концом всего», как говорит гр. Толстой, в отличие от всего бесконечного разнообразия действительной жизни.»

Много лет спустя Шестов провозгласит, что для человека возможно все. Но в этот период его жизни весь пафос его обличений добра и в последующих книгах «Разума» имеет в своей основе открывшуюся ему истину о том, что для человека нет ничего невозможного. «Мир — сам по себе, человек — сам по себе, как щепка, случайно брошенная на поверхность океана.

Высмеивает и выражает парадоксы

Мечтать о том, что океан или кто-то более могущественный, чем океан, будет размышлять о судьбе этой глыбы, просто абсурдно». Добро и разум не оказывают никакой поддержки. Он увидел поддержку в формуле Ницше — amor fati, любовь к судьбе — и переосмыслил ее по-своему. «В жизни есть зло — поэтому невозможно отрицать его, проклинать его, отрицание и проклятие бессильны. Самое страстное возмущенное слово не может убить даже муху. Нужно выбирать между ролью морального обличителя, против которого настроен весь мир, вся жизнь, и любовью к судьбе, то есть к жизни такой, какая она есть на самом деле, какой она была от вечности, какой она будет всегда». «Любовь к судьбе, то есть к жизни, есть не что иное, как покорность судьбе. Следующие две книги Шестова написаны в духе этих настроений.

Шестов вновь подтверждает свою приверженность принципу «amor fati» Он не видит возможности каким-либо образом преодолеть трагедию. Он пишет о Достоевском: «Упорным трудом он приобрел убеждение, что задача человека не в том, чтобы оплакивать Макара Девушкина и мечтать о будущем, в котором никто никого не обидит и все будет тихо и приятно, а в том, чтобы уметь принимать действительность со всеми ее ужасами. Он продолжает: «Никакая социальная перестройка не изгонит трагедию из жизни, и, видимо, пришло время не отрицать страдание как некую надуманную реальность, от которой, как крест от дьявола, можно избавиться волшебным словом «его не будет», а принять его, признать его, возможно, наконец, понять его».

Следующая книга Шестова, «Апофеоз беспочвенности», была опубликована в 1905 году. Название символизирует все творчество Шестова. После публикации она вызвала очень бурный и неоднозначный прием, фактически — скандал. Именно благодаря этому скандалу Шестов стал известен как скептик и нигилист, и именно эта книга (или только ее название) запечатлелась в сознании его современников. Во многом это продолжает определять отношение к Шестову и по сей день. Так, в дискуссии об интеллекте Г. С. Померанц определяет интеллектуала как человека, который приобщился к западной культуре, но не принял ее полностью, и в то же время потерял корни, почву в своей собственной. Он приводит Шестова и его книгу в качестве примера интеллектуала и его идей.

В начале книги Шестов определяет свою задачу как «взорвать убитое и истоптанное поле современной мысли….. Высмеивать самые распространенные суждения и выражать парадоксы». И делает он это гораздо более остроумно, чем в предыдущих книгах. В этой книге он «посмотрел в лицо порядочному читателю» своими идеалами, принципами, убеждениями, своей верой в науку и прогресс, своим восторгом перед литературой и философией. Вот вердикт о морали: «Моральные люди — самые мстительные из людей….. Они не довольствуются презрением и осуждением своих ближних; они хотят, чтобы осуждение стало всеобщим и обязательным, то есть чтобы все люди восстали вместе с ними против того, кого они осуждают, чтобы даже собственная совесть осужденного была на их стороне. Вот — о твердых убеждениях «Мы ничего не можем знать о конечных делах нашего существования….. Это означает, что человек так же свободен в своем «мировоззрении», как ботинки или перчатки, и что твердость мнений должна сохраняться только по отношению к другим людям, которые должны знать, в каких случаях и в какой степени они могут на нас положиться. О возвышенных размышлениях «Отрыжка прерывает самые возвышенные человеческие размышления. Поэтому, если хотите, вы можете сделать вывод — но, если хотите, вы можете вообще не делать никаких выводов». Много язвительных замечаний о литературном творчестве, противоречивой природе метафизики и т.д.

Разум — принес очень мало

В книге есть важный тезис, из которого можно понять, почему Шестов отверг идеалы, по которым жило и живет человечество, и как он сам представляет себе свое место в культурном процессе. «Веками, тысячелетиями человеческая мысль тщетно искала разгадку великой тайны жизни в добре. И не нашел, как мы знаем, ничего, кроме традиций и теорий, отрицающих существование и возможность тайны….. Одним словом, доброта не оправдала возложенных на нее надежд. Разум тоже мало что дал. И измученное человечество отвернулось от своих старых идолов и возвело на престол зло и безумие….. Возможно, наши дети испугаются взятой нами на себя задачи, назовут нас расточительными отцами и снова обратятся к накоплению сокровищ, духовных и материальных. И снова они поверят в идеи прогресса и тому подобное. Что касается меня лично — я в этом почти не сомневаюсь. Солипсизм и культ бездонности недолговечны и особенно не преемственны. Последний и окончательный триумф в жизни, как в древних комедиях, обеспечен за добротой и здравым смыслом». Этот важный отрывок свидетельствует о том, что для Шестова беспочвенность отнюдь не была окончательным жизненным кредо, что он стоит на определенном расстоянии от высказываемых им идей, оставляя себе место для отступления. И вторая важная подсказка в процитированном отрывке заключается в том, что «беспочвенность — это не преемственность», что он не видит за собой никакой культурной и философской традиции.

Шестов философствует в рамках неклассической парадигмы, главной особенностью которой является «смерть философского Бога» — отказ от поиска онтологического основания, закона, порядка для мира и человека.

В процессе написания «Апофеоза беспочвенности» Шестов последовательно снимает слой за слоем краски, стремясь освободиться от все новых и новых оков, как социальных, так и природных, ограничивающих возможности человеческой воли. Этими оковами являются доброта, нравственность, разум, наука, научные знания, различные культурные стереотипы, почти вся философия и, наконец, законы природы и логика. Но освободившись от всех культурных «оков», каждый человек остается наедине с самим собой и начинает испытывать отчаяние и безнадежность. «Безнадежность — это самый торжественный и великий момент в нашей жизни. До сих пор нам помогали, а теперь мы сами по себе. До сих пор нам приходилось иметь дело только с людьми и человеческими законами — теперь же мы имеем дело с вечностью и отсутствием всех законов». Но есть свет в конце тоннеля, безнадежность не является полной, она открывает путь к надежде. Шестов пересматривает принцип «amor fati», который для него больше не означает покорности судьбе: «Amor fati не означает вечного мира с действительностью. Для изучения сил и намерений противника требуется время: Под личиной дружбы живет старая вражда, и готовится страшная месть.

Шестов сделал нечто существенное

Сократ хотел стать подобным Богу, даже превзойти его. Бог создал вселенную, Сократ создал благо, нечто более ценное, чем весь мир, вся вселенная…. Чтобы войти в мир, созданный Сократом, нужно отречься от мира, созданного Богом. Нужно почувствовать в себе силу отказаться от всего, ни в чем не нуждаться. Интересно, как Шестов мог придумать такой прекрасный образ: человек, который в уединении придумывает новый мир, чтобы противопоставить его уже существующему. Смею предположить, что Шестов говорит о своем собственном внутреннем опыте. Только Шестов создал не новый мир, а нового Бога, который стоит вне добра и зла, вне правды и лжи, не похож ни на одно человеческое представление о нем, но который может искупить любого, кто верит в него в данный момент, от страданий, трагедии и смерти, может исполнить любую просьбу. Только Шестову для творчества понадобилось не двадцать четыре часа, как Сократу, а четыре года уединения на берегу Женевского озера.

Сократ создал Добро — внутренний регулятор человеческой деструктивности, когда старый регулятор — страх перед богами и судьбой — уже не работал, и тем самым решил важную проблему цивилизации. Создавая своего бога, Шестов пытался решить глобальную проблему своего времени — забвение ценности человеческой личности в европейской рационалистической культуре. Доказательством того, что Шестов создал нечто существенное, является тот факт, что он защищал свое творение двадцать пять лет — до конца жизни, оставался непоколебимым, несмотря на жесткую критику своих бывших и будущих друзей, и так и не присоединился ни к одной из религиозных конфессий.

В 1928 году Шестов познакомился с творчеством датского мыслителя Кьеркегора. (Шестов написал «Кьеркегор», и эта транскрипция сохранена в цитате). В 1933-1934 годах Шестов написал книгу «Кьеркегор и экзистенциальная философия», которая была напечатана в 1936 году. Вся структура мысли датского мыслителя оказалась очень близка Шестову.

Киркегард сразу же занимает свое место среди положительных героев. Было бы неправильно говорить, что эта книга свидетельствует о глубоких изменениях в мировоззрении Шестова. Но в нем есть определенная стабилизация позиции, окончательное выравнивание эмфаз. Хотя перед смертью в 1938 году Шестов опубликовал еще одну книгу «Афины и Иерусалим», основная ее часть была написана до 1933 года, и поэтому книгу о Кьеркегоре по праву можно считать главным итогом творческого пути Шестова.

Для Шестова Сократ — не просто основатель ведущей философской школы. Он — создатель другой реальности, другого мира, в отличие от мира, созданного Богом. И этот другой мир стал дорог сердцу большинства людей. Сократ, рассказывает нам Платон, однажды простоял целый день в полной тишине. По словам Шестова, Сократ в то время «был так же молчалив внутренне, как и внешне….. Ему нужно было это абсолютное и долгое непрерывное одиночество, чтобы из внутреннего напряжения возникла новая сущность, которой никогда не существовало в мире. Если он и говорил какие-то слова самому себе, то это были только слова заклинания: да будет новый мир, мир добра, да исчезнет старый чувственный мир!

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: