Мартин Хайдеггер, немецкий философ - Несравнимость философии

Оглавление:

Экзистенциализм (фр. existentialisme от лат. exsistentia — существование), также экзистенциальная философия, — это течение в философии 20-го века, которое подчеркивает уникальность иррационального человеческого существования. Экзистенциализм развивался параллельно с родственными темами персонализма и философской антропологии; он отличается от них прежде всего идеей преодоления (а не раскрытия) своего бытия и большим акцентом на глубине эмоциональной природы.

В чистом виде экзистенциализм никогда не существовал как философское течение. Противоречивость этой концепции вытекает из самого содержания понятия «существование», поскольку оно по определению индивидуально и неповторимо, обозначая опыт отдельного индивида, отличного от всех остальных.

Это противоречие является причиной того, что практически никто из мыслителей, ссылающихся на экзистенциализм, на самом деле не был экзистенциальным философом. Единственным, кто четко выразил свою принадлежность к этому движению, был Жан-Поль Сартр. Его позиция была определена в работе «Экзистенциализм — это гуманизм», в которой он предпринял попытку описать экзистенциалистские устремления некоторых мыслителей начала 20 века.

По мнению экзистенциального психолога и психотерапевта Р. Мэя, экзистенциализм — это не только философское, но скорее культурное течение, которое фиксирует глубокое эмоциональное и духовное измерение современного западного человека и представляет психологическую ситуацию, в которой он оказался, как выражение его уникальных психологических трудностей.

Мартин Хайдеггер был немецким философом-экзистенциалистом. Наиболее важными представителями экзистенциализма в Германии были М. Хайдеггер, К. Ясперс.

Экзистенциализм — экзистенциальная философия, одно из самых модных философских направлений середины ХХ века, которое стало самым непосредственным выражением современности, ее потерянности, безнадежности… Экзистенциальная философия выражает общее ощущение времени: ощущение упадка, тщетности и безнадежности всего происходящего. Экзистенциальная философия — это философия радикальной конечности.

Согласно экзистенциализму, задача философии состоит не столько в том, чтобы заниматься науками в их классическом рационалистическом проявлении, сколько вопросами сугубо индивидуально-человеческого существования. Человек против своей воли брошен в этот мир, в свою судьбу, и живет в чужом для него мире. Его существо со всех сторон окружено какими-то таинственными знаками, символами. Для чего живет человек? В чем смысл его жизни? Каково место человека в мире? Каков его выбор жизненного пути? Это действительно очень важные вопросы, которые должны занимать ум человека. Экзистенциалисты исходят из индивидуального человеческого существования, которое характеризуется комплексом негативных эмоций — тревогой, страхом, осознанием неминуемого конца своего существования. Рассматривая все эти и другие проблемы, представители экзистенциализма сделали много глубоких и тонких наблюдений и размышлений.

Согласно Хайдеггеру, личность остро переживает временность бытия, но ориентация на будущее придает личности подлинное существование, в то время как «вечная ограниченность настоящим» приводит к тому, что мир вещей в повседневной жизни личности заслоняет ее конечность. Такие термины, как «беспокойство», «тревога», «вина» и т.д., выражают духовный опыт человека, который ощущает свою уникальность и в то же время свою неповторимость, свою смертность. Он фокусируется на индивидуальном начале человеческого существования — личном выборе, ответственности, поиске себя, при этом ставя экзистенциализм в зависимость от мира в целом.

В своих ранних работах Хайдеггер пытался построить философскую систему, позже он провозгласил невозможность рационального постижения бытия. В своих поздних работах Хайдеггер, пытаясь преодолеть субъективизм и психологизм своей позиции, выдвинул на первый план Бытие как таковое.

Карл Ясперс был выдающимся немецким философом, психологом и психиатром, одним из основателей экзистенциализма.

Несравнимость философии

По мнению немецкого философа Мартина Хайдеггера, философия — это общая наука по отношению к так называемым частным наукам; благодаря ей наши профессии обретут широту и округлость. Все хорошо — и университетский завод может начинать работу.

Он уже давно начался, и идет настолько гладко, что некоторые даже начали ощущать некую опустошенность и потерянность в его гонке. Возможно, что-то сломалось в недрах механизма? Может быть, просто навязчивость и банальность организации и сложившегося уклада удерживают ее от краха? Может быть, в глубине всей этой активности таится фальшь и тайное отчаяние? А что если разговоры о метафизике как о надежно отграниченной отрасли философского знания — это предрассудок, а философия как наука, которую изучают и изучают, — наваждение?

Но почему необходимо указывать такие вещи отдельно?
Всем давно известно, что в философии, особенно в метафизике, все шатко, бесчисленные различные концепции, позиции и школы сталкиваются и разрывают друг друга на части, сомнительное нагромождение мнений по сравнению с ясными истинами и достижениями, с проверенными, как говорится, результатами науки. Это источник всех проблем. Философия, и особенно метафизика, просто еще не достигла зрелости науки. Она движется в обратном направлении. То, что она пыталась сделать со времен Декарта, с начала нового времени, возвести в ранг науки, абсолютной науки, ей пока не удалось. Поэтому мы должны приложить все усилия для того, чтобы в один прекрасный день это удалось. Когда-нибудь она крепко встанет на ноги и пойдет проверенным путем науки — на благо человечества. Тогда мы узнаем, что такое философия.

Или вся надежда на философию как абсолютную науку — это суеверие? Скажем так, не только потому, что один человек или одна школа никогда не достигнут этой цели… но и потому, что это принципиальный провал и неспособность признать глубочайшую сущность философии. Философия как абсолютная наука — это высокий, непревзойденный идеал. Так кажется. Но измерение ценности философии идеей науки может оказаться фатальной деградацией ее самой сущности.

Но если философия в целом и в принципе не является наукой, то каково ее место в кругу университетских наук? Не является ли тогда философия простой проповедью мировоззрения? А что касается мировоззрения? Что это значит, кроме личного убеждения одного мыслителя, сведенного в систему и на время собравшего вокруг себя горстку последователей, которые вскоре создадут свою собственную систему? Разве философия не подобна великой ярмарке?

Ведь трактовать философию как мировоззрение — не меньшее заблуждение, чем называть ее наукой. Философия
(Метафизика) не является ни наукой, ни доктринальной проповедью. Что же остается на его долю? Сначала мы делаем только отрицательное утверждение, что его нельзя загнать в такие рамки. Возможно, оно не может быть определено ничем другим, а только самим собой и как само себя — вне сравнения с чем-либо, из чего можно было бы вывести его положительное определение. В таком случае философия — это нечто автономное, конечное. Окольный путь сравнения философии с искусством и религией не приводит к сущностному определению философии. Неужели философию вообще нельзя сравнить ни с чем другим? Возможно, его можно сравнить, но только отрицательно, с искусством и с религией, под которой мы понимаем нецерковную систему. Почему тогда мы не можем сравнивать философию с наукой таким же образом? Но мы не сравнивали философию с наукой, мы хотели определить ее как? как наука. Мы также не будем определять философию как искусство, как или религию. Но сравнение философии с наукой — это неоправданное снижение ее сущности, тогда как сравнение с искусством и религией, наоборот, оправданное и необходимое уравнение сущности. Равенство здесь, однако, не означает одинаковость.

Мартин Хайдеггер был немецким мастером

Хайдеггер начинал как католический философ. И тогда он принял вызов, который бросила ему современность. И он разработал философию Dasein — «настоящего» («бытия здесь»), которое существует под пустым небом, подчиняясь власти всепоглощающего времени; которое «брошено», но наделено способностью отложить свою собственную жизнь. Такая философия отвечает потребностям свободного и ответственного человека, и она серьезно относится к смерти. Поднять вопрос о бытии в хайдеггерианском смысле здесь означает «осветить», «поднять на свет» — подобно тому, как «освещают» якорь из темных глубин, чтобы свободно выйти в открытое море. Но по печальной иронии судьбы хайдеггеровский Seinsfrage — с точки зрения его влияния на последующую историю философии — почти утратил эту освобождающую силу и не столько освободил философскую мысль, сколько, напротив, запугал ее и поставил в состояние конвульсивного напряжения. В какой-то момент это напряжение спадет. И тогда, возможно, мы почувствуем себя достаточно свободно, чтобы ответить на насмешки невежд по поводу некоторых слишком глубоких высказываний этого философского гения.

Мы также сбиты с толку, зажаты политическим конфликтом, в который оказался втянут Хайдеггер. По философским причинам он временами становился национал-социалистическим революционером, но его философия помогла ему вновь вырваться из паутины политических интриг. Ошибка, которую он однажды совершил, стала для него уроком. С тех пор проблема особой предрасположенности разума поддаваться искушению воли к власти вошла в орбиту его интеллектуальных поисков. Философский путь Хайдеггера ведет от понятия «детерминация» к метафизике «великого исторического момента», к «отрешенности» и к идее необходимости бережного, экономного отношения к миру.

Он действительно был «мастером» из школы мистика Мейстера Экхарта. Как никто другой, он знал, как не захлопнуть дверь для религиозного опыта в наш безрелигиозный век. И он нашел способ сделать так, чтобы мысль всегда оставалась близкой к материальному миру, но не увязала в банальностях.

В нем действительно было много «германского» — не меньше, чем в Адриане Леверкюне Томаса Манна. История жизни и мысли Хайдеггера — это еще одна история Фауста. В нем отразилось все, что было милым, притягательным и устремленным в бездонную пропасть, обозначавшую специфически германский путь в философии, которому предстояло стать событием общеевропейского значения. И наконец: размышляя о политических ошибках Хайдеггера, нельзя не осознать, что ему, несомненно, были присущи и черты «германского мастера», о котором говорит в своей поэме Пауль Целан.

Человек в неуверенности и сомнениях

Хайдеггер намеренно умалчивает о том факте, который придал его высказываниям и деятельности в первые месяцы нового режима реальный смысл и особый пафос: национал-социалистическая революция стала мощным импульсом для его философствования, что в свержении 1933 года он видел основное метафизическое событие, метафизическую революцию: «полное преобразование нашего немецкого Dasein» (Тюбингенская речь, 30 ноября 1933 года). Более того, по его тогдашнему мнению, это была такая революция, которая не только повлияла на жизнь немецкого народа, но и открыла новую главу в истории Запада. Для Хайдеггера речь шла о «втором великом вооруженном походе» — втором после «первого начала», которое было заложено греческой философией и представляло собой зарождение западной культуры. Вторая вооруженная кампания стала необходимой, потому что импульс первого начала тем временем угас. Греческая философия поместила человека в открытое пространство неопределенности, свободы и сомнительности. Но со временем человек снова втиснулся в скорлупу своего мировоззрения и ценностей, своего технического и культурного устройства. На заре греческой цивилизации человечество пережило момент подлинности. Но затем мировая история вернулась в тусклые сумерки неаутентичности, в платоновскую пещеру.
Хайдеггер рассматривал революцию 1933 года как коллективный выход из пещеры, прорыв в открытое пространство, которое до этого было открыто только для индивидуального философского вопрошания и мышления. Для него с революцией 1933 года наступил момент исторической подлинности.

Конечно, Хайдеггер реагировал на реальные политические события, и его деятельность разворачивалась в реальной политической сфере — но его реакции и действия определялись силой философского воображения. И эта сила философского воображения превратила сферу политической жизни в сцену историко-философского театра, на которой разыгрывалась пьеса из репертуара истории бытия. В зеркале этого грандиозного воображаемого зрелища вряд ли можно было разглядеть черты реальной истории, но дело не в этом. Хайдеггер хотел поставить свою собственную историко-философскую драму; он хотел выбрать своих актеров. Правда, во всех своих выступлениях тех месяцев Хайдеггер ссылался на «упорядочивающую силу», которой обладает «новая немецкая реальность», но, и в этом он не оставлял сомнений, именно его философия должна была раскрыть истинное значение порядков. Перед философией стояла задача ввести людей в сферу этих порядков таким образом, чтобы они могли быть преобразованы изнутри. Именно поэтому Хайдеггер организовал «лагерь науки»; именно поэтому он читал лекции безработным, которых специально приглашал в университет; именно поэтому он делал бесчисленные прокламации, призывы, обращения, в которых пытался углубить повседневные политические события, чтобы приспособить их к воображаемой метафизической сцене. Он считал, что философия может осуществлять такую власть только в том случае, если она говорит не «о» условиях и событиях, а «из них». Философия должна сама стать частью той «революционной реальности», о которой она говорит. «Это революционная реальность, которую может познать только тот, кто обладает правильным чувственным восприятием, позволяющим ему испытать ее, а не сторонний наблюдатель…»!

Придание учебному процессу идеологической направленности

Хайдеггер всегда отстаивал основной принцип, что наше бытие-в-мире определяется настроением; таким образом, он принял революционное настроение прорыва к новой реальности, формирования нового сообщества. Он понимал государственные репрессии, насилие толпы и антисемитские акции как неприятные сопутствующие факторы, с которыми приходится мириться.

«Человек должен быть включен», — сказал Хайдеггер Ясперсу. Это включение началось в марте 1933 года, когда Хайдеггер вступил в «Культурполитический союз немецких преподавателей», своего рода национал-социалистическую фракцию в «Немецком объединении преподавателей», официальной профессиональной организации университетских преподавателей. Ее члены рассматривали себя как активистов национал-социалистической революции в университетах. Они ратовали за скорейшую реструктуризацию Assistentenverband в смысле Glaichschaltung, введение «Führerprinzip» и идеологическую ориентацию университетского образования, причем последняя группа, в частности, вызывала яростные споры.

Инициатором создания этой группы и инициатором ее деятельности был Эрнст Крик, бывший учитель начальной школы, дослужившийся до звания титулярного профессора философии и педагогики в Педагогической академии во Франкфурте-на-Майне. У Крика были амбиции стать ведущим философом национал-социалистического движения, соперником Розенберга и Беймлера. Он хотел сделать культурный и политический круг своим оплотом и вотчиной. Крик был ярым сторонником НСДАП, даже в то время, когда это никак не способствовало его карьере. В 1931 году его перевели за нацистскую пропаганду, а в 1932 году сняли с должности. Приход Гитлера к власти помог этому человеку снова стать профессором — сначала во Франкфурте, затем в Гейдельберге. В партии он числился как «философ переходного периода». Крик пропагандировал героически-национальный идеализм, направленный против идеализма культурного: «Радикальная критика учит понимать, что так называемая культура стала совершенно неактуальной». «Культурной помпезности» Крик противопоставил новый тип героического человека: «Он живет не духом, а кровью и почвой. Он живет не ради образования, а ради дела». «Героизм», к которому призывал Крик, был близок хайдеггеровскому «мужеству» в том смысле, что оба понятия превращали культуру, понимаемую как убежище для слабых, в нечто достойное презрения. Крик, как и Хайдеггер, утверждал, что человек должен научиться жить без так называемых «вечных ценностей». По его мнению, здание «образования, культуры, человечности и чистого духа» уже рухнуло; универсалистские идеи стали очевидным самообманом.

Однако, в отличие от Хайдеггера, в этой ситуации метафизического невежества Крик предложил новые ценности крови и почвы; то есть, он считал, что «метафизика сверху» должна быть заменена «метафизикой снизу». «Кровь, — писал Крик, — восстает против формального разума; гонка против рационального стремления к цели; узы против произвола, называемого «свободой»; органическая целостность против индивидуалистической дезинтеграции… народ против индивидуума и массы».

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: