Особенности проявления представлений в экстремальных условиях

Оглавление:

Предмет: Психология

Тип работы: Курсовая работа

У вас нет времени или вам не удаётся понять эту тему? Напишите мне в whatsapp, согласуем сроки и я вам помогу!

На странице курсовые работы по психологии вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Психология».

Дополнительные готовые курсовые на темы:

Введение

В настоящее время в быстро меняющихся социально-экономических условиях, в условиях интенсификации объема получаемой информации наблюдается рост нервно-психического напряжения во всех сферах человеческой деятельности, что сопровождается повышенными требованиями к психической устойчивости и адаптивности личности. Поэтому проблемы поведения людей в стрессовых ситуациях, степень их активности и адаптивности, а вместе с тем и защиты, проявляющиеся, в частности, в активной позиции личности, имеют большое значение. В связи с этим все больше внимания уделяется изменениям в структуре личности в стрессовой ситуации.

Среди работ по изучению психологической саморегуляции особенно выделяются многочисленные исследования деятельности человека в стрессовых ситуациях, но чаще всего психологи действуют упрощенно, не учитывая индивидуально-стилевые особенности саморегуляции человека. Эти исследования проводились в связи с общими проблемами деятельности человека, особое место отводилось изучению психофизиологических состояний (РЛазарус, 1970; Л.А. Китаев-Смык, 1983; Ф.Б. Березин, 1988; Л.Г. Дикая, 1991, 1994 и др.), а также влиянию стрессоров окружающей среды на работоспособность и надежность в профессиональной деятельности человека. Важность проблемы изменения личности в экстремальных или критических ситуациях деятельности возрастает, когда благодаря сформированным системам и механизмам сознательной психологической саморегуляции раскрываются и мобилизуются внутренние резервы, обеспечивающие адаптацию личности.

Поэтому вопросы изучения изменений личности в стрессовых ситуациях весьма актуальны, но только в последние годы исследователи начали систематически изучать внутренние причины таких взаимосвязей. При изучении проблемы изменения личности в стрессовых ситуациях возникает вопрос о внутренней структуре этого процесса, об основных закономерностях его реализации в стрессовых условиях деятельности. Все эти вопросы, имеющие большое теоретическое и практическое значение, остаются открытыми, что актуализирует выбранную для диссертации тему «Изменения в структуре личности в стрессовой ситуации».

Цель нашего исследования — выявить основные психологические факторы, влияющие на изменение активности личности в стрессовых ситуациях (на примере экзаменационного стресса).

Объектом исследования является структура личности в стрессовой ситуации.

Предметом исследования являются психологические факторы, влияющие на изменения в структуре личности в стрессовой ситуации (на примере экзаменационного стресса).

В качестве гипотез исследования были выдвинуты следующие предположения:

в кризисном состоянии могут быть психологические особенности личности, характеризующиеся отношением к себе, к другим людям, к фрустрирующим и психотравмирующим ситуациям;
существует корреляция между степенью социальной фрустрации и отношением к себе и другим людям.

Исходя из цели исследования и сформулированной гипотезы, мы поставили перед собой следующие задачи:

провести теоретический анализ поведения личности в ситуации фрустрации;
изучить основные методы исследования личности;
проанализировать состояние, деятельность и поведение личности в стрессовой ситуации на основе стихийных бедствий и несчастий.

Методы исследования. В работе теоретического анализа и обобщения работ по проблеме использовался комплекс психодиагностических методик (тестов): Миннесотский многомерный опросник личности (MMPI), опросник Г. Айзенка (EPI), цветовой тест М. Люшера, тест реактивной и личностной тревожности К.Д. Спилбергера и Я.Л. Ханина.

Структура дипломной работы обусловлена целями и задачами дипломной работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Психический стресс: о проблеме определения

Для обозначения психических состояний человека в сложных условиях психологи используют различные термины, среди которых «стресс» является наиболее распространенным.

Стресс в более широком масштабе является продуктом наших когнитивных процессов, способа мышления и оценки ситуации, знания собственных ресурсов, степени обученности методам управления и стратегии поведения, их адекватного выбора . И здесь кроется понимание того, почему условия возникновения и характер проявления стресса (дистресса) у одного человека не обязательно будут такими же у другого.

Исследователей все больше интересуют особенности проявления стресса на психологическом уровне: анализируются характерные перестройки в мотивационной структуре деятельности, роль эмоциональных регуляторов поведения, устойчивость различных когнитивных функций, обеспечивающих эффективность переработки информации, индивидуальные способы компенсации и преодоления трудностей.

R. Лазарус, изучавший стресс с точки зрения физиологического, психологического и поведенческого уровней, пришел к выводу, что физиологический стресс — это немедленная реакция организма, сопровождающаяся «выраженными физиологическими сдвигами под воздействием различных внешних и внутренних раздражителей физической и химической природы». Другими словами, при физиологическом стрессе реакции очень стереотипны, а при психологическом стрессе реакции индивидуальны и не всегда могут быть предсказаны. Так, один человек реагирует на угрозу гневом, другой — страхом. Значение индивидуальной предрасположенности снижается в экстремальных, чрезвычайных условиях, природных или техногенных катастрофах, войнах, криминальном насилии, но даже в этих случаях посттравматический стресс возникает не у всех, кто пережил травматическое событие.

В.А. Бодроу предлагает следующее определение: Психический стресс — это особая форма осмысления субъектом трудной, экстремальной ситуации, в которой он оказался. Специфика психического отражения обусловлена процессами деятельности, особенности которых (их субъективная значимость, интенсивность, длительность протекания и т.д.) во многом определяются выбранными или принятыми целями, достижение которых стимулируется содержанием мотивов деятельности. В процессе деятельности мотивы эмоционально «наполняются» и сопрягаются с интенсивными эмоциональными переживаниями, которые играют особую роль в возникновении и протекании состояния психологического напряжения.

Лазарус и Фолкман предполагают, что психологический стресс — это значительная связь с окружающей средой для благополучия человека, которая испытывает и в некоторых случаях может превышать имеющиеся ресурсы организма. Характер и интенсивность стрессовой ситуации в основном определяется «степенью несоответствия между требованиями, которые предъявляет к человеку конкретная деятельность, и теми возможностями, которыми обладает субъект» .

Спектр стрессоров, которые необходимы для развития психологического стресса, очень широк. «К ним относятся физические стрессоры (в связи с процессом психологической обработки их воздействия), психологические стрессоры, имеющие индивидуальную значимость, и ситуации, в которых ощущение угрозы связано с предсказанием будущих, даже невероятных, стрессогенных событий». Сам факт того, что стресс возникает при взаимодействии субъекта с широким спектром стрессоров, индивидуальная значимость которых значительно варьируется и «развивается» в ответ не только на реальные, но и на гипотетические ситуации, исключает возможность установления прямой зависимости психологического стресса от характеристик среды.

В литературе указывается, что психологический стресс можно разделить на информационный и эмоциональный. «Информационный стресс возникает в ситуациях информационной перегрузки, когда человек, несущий большую ответственность за последствия своих решений, перегружен поиском правильного алгоритма, не успевает принимать правильные решения с необходимой скоростью. Работа операторов технических систем управления дает яркие примеры информационного стресса» . Эмоциональный стресс возникает в ситуациях, угрожающих физической безопасности человека (войны, преступления, аварии, катастрофы, тяжелые заболевания и т.д.), его экономическому благополучию, социальному статусу, межличностным отношениям (потеря работы, средств к существованию, проблемы в семье и т.д.). Эмоциональный стресс проявляется в двух формах. Как кратковременный эмоциональный всплеск, за внешним проявлением которого скрываются сложные физиологические, биохимические процессы. И как длительный стресс со сложными изменениями в поведении, мышлении, взглядах на жизнь и т.д.

В случае психологического стресса степень нарушения или негативного стимула также зависит от характера структуры личности. Вредность стимула, вызывающего реакцию психологического стресса, символически воспринимается как совокупность представлений о событии с неблагоприятным исходом, последствиями. Иногда он формируется в мысленный образ будущего события с нежелательным исходом, и в этом случае вредоносность стимула, так сказать, предвосхищается. Человек переживает неблагоприятную ситуацию еще до того, как она реально произойдет, и готовится к поражению, неудаче. Предсказанная негативная эмоция может оказаться сильнее фактической — этому способствует суммирование и накопление слабых эмоций. Стрессовая реакция опосредована оценкой угрозы, которая представляет собой предвосхищение возможности опасных последствий ситуации, воздействующей на человека. В процессе оценки задействованы восприятие, память, мышление, элементы предыдущего опыта субъекта, обучение и т.д. Другими словами, с психологической точки зрения, стресс связан с познанием, эмоциями и действиями.

Форма реакции на стрессор вырабатывается человеком по мере того, как он продолжает взаимодействовать с ситуацией через процессы идентификации и оценки сигналов, разработки стратегий поведения и так далее. — Личная реакция в этом процессе имеет решающее значение. При менее интенсивном и медленном воздействии экзогенных факторов роль личностного реагирования более выражена. Время наступления различных физиологических и биологических реакций определяется в большей степени индивидуальными особенностями субъекта.

Модальность эмоционального и ментального восприятия стимула (или ситуации) как промежуточной переменной трансформирует широкий спектр индивидуальных характеристик стрессовых действий в процесс, проявляющийся определенными психологическими, физиологическими и поведенческими параметрами. Оценка стимула, воздействия, ситуации, психологическая оценка негативного, аверсивного (отвергаемого) сигнала, когда от него невозможно избавиться, или неподготовленные стереотипные механизмы «избегания — защиты» являются решающим фактором для классификации последующей сложной реакции организма как эмоционального стрессора.

Не само воздействие вызывает последующую реакцию организма, а отношение к этому воздействию, его оценка, причем оценка негативная, основанная на неприятии индивидом стимула с биологической, психологической, социальной и других точек зрения. Если личность не распознает стимул как вредный, он не является стрессором. Не внешние, а внутренние психологические условия и процессы определяют характер реакции организма.

В проблемной ситуации человек может использовать два типа поведения, чтобы справиться с ней: поведение, направленное на проблему, и поведение, направленное на субъективные переживания личности.

Важно отметить, что личные когнитивные оценки внешних событий определяют степень их стрессогенности для конкретного субъекта. Различия в восприятии ситуации как стрессовой или нормальной могут быть связаны с изменениями в физиологическом состоянии или психическом статусе субъекта.

Негативные эмоциональные состояния, перегрузка отрицательными эмоциями, конфликтные ситуации играют большую роль в развитии психологического стресса.

Таким образом, процесс преодоления стрессора включает как непосредственные действия субъекта, так и когнитивную работу, включающую различные интерпретации, эмоции и оценки сложности задачи, внутренних ресурсов субъекта, вероятности успеха. «Этот тип когнитивной работы Фишер называет «работой над неудовлетворенностью» и рассматривает как средство создания оптимистичного, ориентированного на успех отношения, которое является основой для контроля и эффективного управления стрессом».

Анализ проблемы преодоления негативных последствий травматического опыта

Сегодня исследование проблемы переживания психологической травмы приобретает особую актуальность в связи с резким увеличением техногенных катастроф, «зон бедствия» и террористических атак в различных регионах мира. Перед специалистами стоит задача разработки программ психологической профилактики кризисных состояний и реабилитации людей, переживших тяжелую психологическую травму. Для выполнения этой задачи необходимо разработать теоретическую концепцию переживания индивидом последствий травмирующих обстоятельств. Однако, несмотря на растущий интерес к этой проблеме, в психологии до сих пор нет устоявшейся системы представлений о природе психологической травмы.

Проблема влияния травмирующих жизненных событий на жизнедеятельность человека привлекает внимание представителей многих научных дисциплин: медицины, социологии, философии, юриспруденции, социальной работы и, конечно же, психологической науки. Возможно, наибольший вклад в развитие представлений о феномене психологической травмы в психологии внесли исследования в области медицины, занимающиеся проблемой посттравматического стрессового расстройства. Особый интерес для специалистов в области психического здоровья представляет тот факт, что последствия пережитых психологических травм иногда не исчезают со временем, а усиливаются и проявляются внезапно на фоне общего благополучия. Изучение этого феномена привело к классификации посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) как вехи в исследовании влияния психологической травмы на психологическое благополучие. В 1980 году сходство поведенческих проявлений долгосрочных последствий пребывания в экстремальной ситуации позволило М. Дж. Горовицу выделить его в отдельный синдром Посттравматического стрессового расстройства. Позже группа авторов под руководством Горовица разработала диагностические критерии ПТСР, которые первоначально были включены в Американское диагностическое руководство по психическим расстройствам (DSM-III и DSM-IV), а затем в Международную классификацию болезней (МКБ-10), принятую в европейских странах.

Впоследствии результаты исследований патологических расстройств, связанных со стрессом, легли в основу клинического подхода к изучению психологической травмы.

В настоящее время существует достаточно теоретических и эмпирических данных, позволяющих предположить, что понятие ПТСР не охватывает весь спектр явлений, связанных с травматическим опытом. Последствия психологической травмы, такие как чувство бессмысленности, отчуждения и вины, сами по себе вызывают серьезные психологические проблемы у людей, даже если у них не диагностировано ПТСР. Независимо от того, ограничивается ли изучение долгосрочных последствий психологической травмы идентифицируемыми симптомами ПТСР или включает в свой контекст более широкий спектр психологических проблем, ориентация на клинический подход явно или неявно включает рассмотрение возможных последствий психологической травмы в терминах болезни и психопатологии.

Таким образом, К.П. Короленко считает, что за пределами количественного оптимума экстремальной ситуации у человека развиваются нарушения различных функций. Отмечая, что в ситуациях затяжного эмоционального напряжения необходимо учитывать возможность нормальной адаптации к фрустрации, в то же время он подчеркивает, что в некоторых случаях затяжные психотравмирующие ситуации могут привести к значительным изменениям психического состояния человека, которые выражаются в нарушении иерархии ценностей, исчезновении оценок, подходе в межличностных отношениях, которые были характерны ранее. Эти состояния обычно непродолжительны и исчезают после того, как человек выходит из стрессовой ситуации. Однако изменения, происходящие под воздействием стресса, могут также вызвать длительные, необратимые сдвиги в структуре личности.

Подтверждением тому служит проведенный А.Г. Маклаковым анализ динамики психологических особенностей личности при адаптации к экстремальным условиям деятельности (боевые действия в Чечне) и влияния психогенных факторов витальной угрозы. Было установлено, что чем больше продолжительность психоэмоционального стресса и чем интенсивнее воздействие психогенных факторов реальной угрозы, тем серьезнее последствия для психического состояния военнослужащих. Даже через 4 — 5 месяцев после окончания боевых действий у ветеранов чеченских событий сохраняется значительный уровень нервно-эмоционального напряжения и тревоги, которые обычно характерны для стрессовых ситуаций. Исследователи пришли к выводу, что изменения в структуре психологических признаков носят долговременный и в основном негативный характер.

В. И. Кривоконь, изучавший влияние ряда стрессовых факторов на динамику структуры личности, определил их действие как деструктивное, блокирующее по отношению к личностному «Я», высшим смысловым образованиям, лежащим в основе духовно-творческих проявлений личности. Подчеркивается, что после воздействия травмирующих стрессоров неизбежно остаются психофизиологические «шрамы» — предпатологические изменения личности и тела, симптомы пограничного психоза.

Соматические заболевания также могут оказаться источником психологической травматизации личности. Ш. Чостов отмечает, что особенности восприятия своей болезни, специфика идеологии, изменения в структуре ценностей, поведение больного во многом связаны со смыслом болезни для этого человека. А.Ш. Чостов определяет смысл болезни как жизненную значимость обстоятельств болезни для субъекта в связи с мотивами его деятельности. Он выработал три основных значения болезни: «обструктивный», «позитивный» и «конфликтный» .

По его словам, болезнь, причиняя человеку как физические, так и психологические страдания, в большинстве случаев ограничивает свободу человеческого существования и перспективу будущего, особенно в случае неизлечимой болезни. Когда болезнь фрустрирует основные потребности физического и социального существования и препятствует самореализации человека, можно говорить о барьерном (негативном) смысле болезни.

Применяя концепцию позитивного смысла болезни, А.С. Чостов справедливо отмечает, что иногда болезнь помогает человеку избавиться от того, что раньше мучило и угнетало его; тогда она может быть использована как средство достижения цели. Например, диагноз психического заболевания автоматически освобождает человека от ответственности за несоответствие, в то время как физическое заболевание может быть использовано для завоевания интереса и симпатии окружающих.

Противоречивый смысл болезни реализуется, когда она способствует реализации одних мотивов и препятствует реализации других, например, когда пациент ограничивает активность для поддержания здоровья, а целесообразность, самоактуализация и достижения теряют свою значимость. Мотив сохранения жизни становится главной движущей силой, лишая многие другие мотивы их мотивирующей и смыслообразующей функции. Таким образом, мотив сохранения жизни становится доминирующим и вступает в противоречие с необходимостью реализации других мотивов.

Как уже упоминалось выше, концепция, в рамках которой рассматривается данный подход, фокусируется на высокой вероятности долгосрочных негативных изменений в поведении и психике человека, пережившего негативный опыт. Благодаря этим исследованиям современная психологическая наука осознала тот факт, что тяжелые жизненные ситуации, и особенно те, которые выходят за рамки нормального человеческого опыта, оказывают крайне негативное влияние на психику человека, вызывая не только пограничные психозы, но и всевозможные нарушения самовосприятия и поведения, конфликты и социальные отклонения. Раскрывая разрушительность экстремального опыта для современной науки, исследования, проводимые в рамках этой концепции, определили предел свободы реализации природы личности как черту, за которой страдающий человек уже не несет ответственности за ведение своей жизни.

Однако, хотя эти исследования проливают свет на причины и динамику расстройств, связанных со стрессом, они также не затрагивают вопрос о способности человека преодолевать значительные ограничения, вызванные последствиями психологической травмы, и делать творческий выбор своего жизненного пути. Также до сих пор остается нерешенным комплекс вопросов, касающихся применения терминов «норма — патология» к определению переживания психологической травмы. Наличие акцентуаций характера и тем более патохарактерологических черт и патологической симптоматики, безусловно, затрудняет социально-психологическую адаптацию индивида и не повышает эффективность его функционирования. Но насколько адекватно клиническое представление о «норме» как об отсутствии выраженной патологии? Какой путь травматического опыта личности считается более «успешным»: тот, который не оставляет после себя выраженных последствий в виде психофизиологических показателей расстройства и ничего не меняет в картине мира и социальном функционировании личности, или тот, который накладывает определенный отпечаток на индивидуально-личностные черты, но позволяющий включить нереализованный до этого момента личностный потенциал?

Этот комплекс вопросов может быть решен только с учетом того, что в современной науке существует иной взгляд на психологические последствия «негативного» жизненного опыта.

Средний уровень реактивной тревожности в исследуемой популяции в условиях обычной процедуры исследования составил 39,8 ± 0,7 балла, а перед тестом — 56,5 ± 0,8 балла (p < 0,001). Следует отметить, что ситуация экзамена не только способствовала повышению общего индекса тревожности группы, но и привела к выявлению лиц со «сверхвысокими» показателями по шкале Спилбергера. У таких студентов наблюдались острые невротические реакции в виде интенсивной тревоги по поводу экзаменатора или диффузной, плохо обоснованной тревоги по поводу результатов экзамена, сопровождаемые выраженными вегетативными реакциями. Нормально реактивная тревожность такого уровня была зарегистрирована только у одного студента в исследуемой популяции, тогда как непосредственно перед экзаменом 9 студентов показали крайне высокий уровень тревожности с симптомами, напоминающими психопатологические реакции, а у 12 студентов индексы тревожности колебались от 66 до 70.

Экзаменационный стресс проявлялся в значительном ухудшении субъективного и объективного состояния студентов во время сессии. По данным анкеты, 34% студентов жаловались на учащенное сердцебиение перед экзаменом, 32% отметили нарушения сна между экзаменами, 20% студентов сообщили о нарушении нормального тонуса скелетных мышц (неконтролируемый мышечный тремор, скованность движений и т.д.), 8% говорили о неприятных ощущениях в груди, 4% студентов жаловались на головные боли и т.д. Субъективные жалобы студентов на свое самочувствие нашли объективное подтверждение в результатах исследования их физиологических показателей (см. таблицу). В ходе исследования было выявлено достоверное увеличение показателей частоты сердечных сокращений и артериального давления, что согласуется с данными, полученными другими авторами. Исследование деятельности вегетативной нервной системы показало, что эти реакции были вызваны как повышением активности симпатической нервной системы (увеличение индекса SI), так и снижением активности парасимпатической нервной системы (снижение стандартного отклонения кардиоинтервалов SDNN).

Психофизиология человека в состоянии стресса

Психофизиологическую адаптацию человека к стрессовой ситуации нельзя рассматривать без учета психологических реакций, которые возникают в пределах нормы. Целесообразно даже в этих пределах выделять признаки, которыми могут сопровождаться ранние формы дезадаптивной патологии, нарушения донозологической стадии.

В ходе длительной эволюции человек приспособился к определенным условиям существования, включая такие факторы окружающей среды, как климатические и метеорологические условия, социально-психологические отношения. Развитие современной цивилизации поставило перед человеком ряд новых задач, привело к появлению принципиально новых влияний, связанных, прежде всего, с научно-технической революцией, ускорением темпа жизни, увеличением количества изменений в единицу времени, частым возникновением ситуаций, решение которых требует использования подходов, не укладывающихся в рамки привычных стереотипов.

Проникновение людей на территории с крайне суровыми климатическими и метеорологическими условиями, строительство жилых комплексов в этих районах, в сочетании с развитием промышленности, предъявляет гораздо более высокие требования к психофизиологической адаптации. В то же время могут быть созданы условия, в которых человек должен максимально использовать адаптивные ресурсы, чтобы жить в условиях, которые подталкивают организм к «пределу» адаптивных возможностей. Дальнейшее увеличение нагрузки на адаптивные механизмы или присоединение дополнительных, условно патогенных факторов, которые в обычных условиях не способны сломить сопротивление организма, может привести к развитию патологии. Крайние варианты нормы психофизиологической адаптации обнаруживаются при исследовании функционирования на грани адаптационных «пределов».

По мнению И.М. Давыдовского, болезнь — это форма приспособления организма к условиям существования.

Качественная особенность патологии заключается в том, что организму приходится жертвовать одной или несколькими функциями ради сохранения более жизненно важных, без которых существование в сложившихся условиях становится невозможным. Возникновение болезни — это превышение адаптационных «пределов», которые организм выработал в ходе длительной эволюции для достижения наивысшего уровня интеграции. В этом случае возможно следующее

Поддержание высокого уровня интеграции с одновременной потерей некоторых функций, которые обычно менее важны для поддержания жизнеспособности организма;
Нарушение высокого уровня интеграции, присущего организму, переход на более низкий уровень функциональной интеграции;
Комбинация первого и второго вариантов. Пределы адаптации в условиях высокой интеграции для отдельных функциональных систем различны и могут быть охарактеризованы физиологическими и психологическими параметрами.

Определенные условия могут способствовать сужению или расширению границ адаптивной психофизиологической нормы. Для людей особенно важны социально-психологические факторы, особенно природа мотивации.

Адаптивные механизмы в патологических условиях являются отражением другого уровня адаптации. И именно на этом уровне происходит интеграция, обеспечивающая максимально возможное сохранение системы и ее функции.

Границы между нормой и патологией представляют собой подвижную, регулируемую систему, включающую определенный диапазон допустимых отклонений, количественное определение которых в сочетании с обязательной качественной характеристикой может иметь определенную практическую ценность. Изменения, которые все еще остаются в рамках психофизиологического здоровья, касаются в основном психического уровня. Поэтому их следует изучать психологическими методами. Роль других уровней возрастает по мере развития дезадаптивной патологии .

Анализ изменений психического уровня полезно начать с понятия фрустрации.

В психологии проблема влияния трудных ситуаций и вызываемых ими последствий анализируется в основном с точки зрения изучения последствий фрустрации.

Термин «фрустрация» используется в психологической литературе в двух значениях:

как неблагоприятные обстоятельства, которые препятствуют или мешают достижению определенной цели;
как состояния, возникающие в результате препятствия, поражения. Фрустрирующие события приводят к определенному типу поведения.

Различают положительные и отрицательные реакции на фрустрацию.

Позитивные реакции представляют собой конструктивное разрешение, преодоление препятствия на пути к достижению стимула. Эффект достигается за счет усиления стремления к решению проблемы. Очевидно, что многие научные открытия, успехи в развитии техники, культуры были стимулированы фрустрирующими событиями в жизни людей. В другой ситуации фрустрация может направить энергию человека по другому, но столь же конструктивному руслу деятельности.

Негативные реакции на фрустрацию также могут вызывать различные формы неконструктивного поведения. К ним относятся агрессия, регрессия, фиксация, отрицание, негативизм и вытеснение.

Агрессия направлена на другого человека или объект. Формы агрессии могут быть физическими и вербальными. Иногда агрессия носит латентный, скрытый характер. Агрессия, переходящая в гнев, выражается в агрессивных и неадекватных реакциях.

Агрессия обычно не приводит к достижению цели, поэтому она не является конструктивной формой поведения. Агрессия может быть направлена как на само препятствие, так и на совершенно другие объекты-заменители. Причиной обычно является большая опасность, риск агрессии по отношению к человеку, который является препятствием в удовлетворении стремления. Если выясняется, что таким человеком является, например, начальник, то агрессия может переместиться на коллег, занимающих ту же должность, подчиненных или членов семьи.

Другой формой реакции на фрустрацию является регрессия. Регрессия выражается в возвращении к тем формам реагирования, поведения, которые были присущи человеку на более раннем этапе жизни. В то же время могут возникать инфантильные реакции, свойственные детскому возрасту. Некоторые авторы относят к регрессивной форме реакции примитивизацию поведения, усиление жестов и применение физического насилия.

Регрессия наблюдается в редких случаях у лиц, у которых начальные явления эмоциональных изменений выражаются в появлении некоторого беспокойства, которое обычно не имеет конкретного содержания. Эти люди отвергали активное поведение и планирование и обнаружили, что мысли о будущем вызывают у них дискомфорт и приводят к усилению напряжения. Особенно раздражающими были встречи с новыми ситуациями, которые не вписывались в стереотипные привычные рамки. Появилось чувство неуверенности в себе и в возможном развитии ситуации, страх перед ответственностью.

В качестве компенсаторной реакции возрождаются проекции на прошлое, возвращение к ранее выработанным формам поведения, которые оправдывали себя в прежних ситуациях. В таких ситуациях поддержка друзей, влиятельных людей и коллектива имела большое положительное значение. Их влияние обычно приводило к подобию контроля над эмоциональным состоянием.

Последствия фрустрации нередко проявлялись в виде фиксаций. Фиксация проявляется в повторении неэффективных моделей поведения. Это может проявляться в неудачном повторении одного и того же действия в межличностных отношениях, повторении проверенной неэффективной модели поведения. Ведь с явлением фиксации приходится встречаться в различных сферах жизни, например, с лицами, склонными к демонстративности в поведении, псевдологии, которые, несмотря на неоднократную дискредитацию в отношениях с людьми, систематически повторяют использование одних и тех же неэффективных методов.

Отрицание представляет собой тенденцию людей не решать проблему, которая их беспокоит. Это приводит к апатичному отношению к ситуации. Отрицание — это самое негативное последствие фрустрации. Ярош предлагает различать два типа отрицания: «легкомысленное» отрицание, когда человек относительно легко принимает неспособность справиться с ситуацией. Такой отказ сопровождается одновременно поиском других сфер деятельности, в этом случае сохраняется значительная эффективность адаптивных механизмов, способность к переключению, сохранению положительной мотивации. Второй тип отказа — это отказ с дезорганизацией поведения. Это апатия, подавленность, снижение активности.

Формой негативной реакции на фрустрацию является негативизм, который характеризуется отрицательным отношением не только к ситуации, непосредственно вызывающей фрустрацию, но и к другим проблемам, имеющим с ней какие-либо черты сходства.

Вытеснение характеризуется тем, что неприятные ситуации, связанные с решаемыми проблемами, блокируются, вытесняются из сознания. Это нереалистичная форма поведения, суть которой заключается в подходе, что «проблема исчезнет, если о ней не думать» .

Более того, фрустрация может привести к активации так называемых защитных механизмов личности. Процесс приобретения защитных механизмов, а также их применение слабо представлены в сознании.

Роль защитных механизмов заключается, прежде всего, в снижении эмоционального напряжения. Снятие или уменьшение напряжения в результате активации защитных механизмов не сопровождается разрешением возникшей проблемы. Таким образом, защитные механизмы можно рассматривать как своеобразный полуметод в сложных ситуациях.

Исходя из имеющихся на сегодняшний день психологических знаний, представляется возможным рассмотреть несколько основных защитных механизмов: Рационализация, проекция, фантазия, вытеснение, идентификация, компенсация.

Рационализация — это распространенный защитный механизм. Его суть заключается в подборе рационального, логически обоснованного объяснения своего пассивного поведения, не вызывающего очевидных возражений. Настоящая причина скрыта от других или даже от самого себя. Сообщаемое объяснение направлено на создание благоприятного образа для слушателя и содержит значительный элемент конформизма. Часто вину за неудачу возлагают на недоброжелательность других людей, их неподобающее отношение, несправедливость, невежество, стечение обстоятельств.

Проекция выражается в приписывании собственных негативных качеств другим людям. Проекция сопровождается отсутствием критики к собственному поведению.

Воображение — это защитный механизм, который проявляется в усилении воображения. Активизируются образы, содержание которых отражает исполнение желаний, достижение успехов, не соответствующих реальной действительности. В английском языке используется термин «дневные сны», что является элементом аутистического опыта. Все препятствия устраняются, трудности исчезают. Механизм фантазирования оказывается настолько типичным для некоторых людей, что почти полностью заменяет реальные подходы, приводит к пассивности, бездеятельности.

Однако, по нашим наблюдениям, возможно своеобразное сочетание жизни в мире реальности и фантазирования в условиях нормы. В этих случаях усиление фантазирования ярко выражено при столкновении с трудностями, но это не влияет на реализацию реальных подходов. В целом, однако, проявление фантазирования (пассивного воображения) характерно для незрелых личностей и отражает элемент страха перед столкновением с реальностью.

Личностные опросники Айзенка

Это набор личностных опросников, разработанных для диагностики нейротизма, экстраверсии — интроверсии и психотизма. Они были разработаны Г. Айзенком и являются реализацией типологического подхода к изучению личности.

G. Айзенк в своих работах неоднократно указывал, что его исследования живут на несовершенстве психиатрических диагнозов. По его мнению, традиционная классификация психических расстройств должна быть заменена системой измерений, в которой представлены основные черты личности. В этом случае психические расстройства являются, так сказать, продолжением индивидуальных различий, наблюдаемых у нормальных людей. Изучение работ К. Юнга, Р. Вудвортса, И.П. Павлова, Э. Кречмера и других известных психологов, психиатров и физиологов позволило выдвинуть предположение о существовании трех основных измерений личности: нейротизма, экстра-интроверсии и психотизма. Давайте кратко рассмотрим описание этих измерений личности (как они представлены в последних публикациях Г. Айзенка).

Нейротизм (или эмоциональная лабильность) — это континуум от «нормальной аффективной стабильности до выраженной лабильности». Нейротизм не тождественен неврозу, но у людей с высокими показателями по этой шкале может развиться невроз в неблагоприятных ситуациях, например, в стрессовых. «Невротическая личность характеризуется неадекватно сильными реакциями по отношению к стимулам, которые их вызывают.

Термины экстраверсия и интроверсия, заимствованные у К. Юнга, наполнены другим смыслом Г. Айзенком. Для К. Юнга это различные типы по отношению к направленности либидо; для Г. Айзенка — комплексы черт, которые коррелируют друг с другом. Характеризуя типичного экстраверта, Айзенк отметил его общительность, большой круг знакомых, импульсивность, оптимизм и низкий контроль над эмоциями и чувствами. Напротив, типичный интроверт — это тихий, застенчивый, замкнутый человек, который дистанцируется от всех, кроме близких ему людей. Он планирует свои действия заранее, любит порядок во всем и держит свои эмоции под строгим контролем.

Согласно Г. Айзенку, высокие баллы по экстраверсии и нейротизму соответствуют психиатрическому диагнозу истерии; высокие баллы по интроверсии и нейротизму соответствуют тревоге или реактивной депрессии. В работе Кэттелла меры экстра-интроверсии и нейротизма считаются факторами второго порядка.

Психотизм, как и невротизм, представляет собой континуум (норма — психотизм). При высоких показателях по этой шкале можно говорить о предрасположенности к психотическим отклонениям.

«Психотическая личность» (непатологическая) характеризуется Г. Айзенком как эгоцентричная, эгоистичная, страстная и неконтактная.

В своих исследованиях Г. Айзенк придает большое значение сбору экспериментальных данных, подтверждающих универсальность предложенных им измерений личности. Для этого он использует факторный анализ результатов многочисленных и разнородных тестов (методик), применяемых для изучения групп критериев. Первоначально был выделен фактор нейротизма, а позже — фактор экстра-интроверсии, основанный на наборе характеристик, отличающих здоровых людей от невротиков, которые Айзенк долгое время пытался поставить на физиологическую основу, используя некоторые положения теории И.П. Павлова. В последние годы таким же образом был доказан фактор психотизма. К числу «доказательных» экспериментов, например, относится исследование групп психотиков, невротиков и здоровых лиц с помощью тестов на остроту зрения, способность распознавать «зашумленные» объекты, кожно-гальванические реакции и т.д. Было показано, что эти группы отличаются двумя факторами — невротизмом и психотизмом. Остается неясным, чем руководствовались исследователи при составлении таких наборов тестов. Используемые показатели не имеют теоретической обоснованности и, будучи примененными к невротизму и психотизму, не могут быть поняты как внутренние условия, порождающие невротические или психотические симптомы. В то же время, невротизм и психотизм понимаются как «предрасполагающие» к соответствующим расстройствам, если они выражены. Измерения личности, предложенные Г. Айзенком, следует рассматривать как некоторые поведенческие черты, значение которых определяется их отношением к довольно широкому кругу жизненных ситуаций.

Первый из опросников Айзенка — Медицинский опросник Модсли (MMQ, по названию клиники, где он был разработан) — был предложен в 1947 году. Он был разработан для диагностики невротизма и состоит из 40 утверждений, с которыми респондент должен согласиться («да») или не согласиться («нет»). Например:

Время от времени у меня кружится голова.
Я беспокоюсь о своем здоровье.

Утверждения были выбраны из известных в то время опросников, а автор опирался на клинические описания невротических расстройств. MMQ был стандартизирован на материале интервью двух групп: «невротической» (1000 человек) и «нормальной» (1000 человек). Среднее количество ответов, соответствующих «ключу», составило 9,98 у здоровых людей и 20,01 у невротиков. Детальный анализ ответов, полученных по каждому утверждению MMQ (с учетом различий в психиатрических диагнозах), показал, что с помощью опросника можно выделить два типа невротических расстройств — истерические и дистимические. Основываясь на этих результатах, Айзенк предположил, что ответы на утверждения MMQ также позволят сделать выводы о положении испытуемого на шкале другого измерения личности, постулированного исследователем — экстраверсии — интроверсии. Это послужило отправной точкой для создания нового личностного опросника. MMQ не использовался в психодиагностических исследованиях.

За MMQ последовал опросник Maudsley Personality Inventory (или MPI), опубликованный в 1956 году и используемый для диагностики нейротизма и экстраверсии-интроверсии. MPI состоит из 48 вопросов (24 на каждое измерение), на которые респондент должен ответить «да» или «нет». Бывают случаи, когда респондент затрудняется с ответом («?»). За ответ, совпадающий с «ключом», начисляется 2 балла, за ответ «?» — 1 балл. MPI был разработан в соответствии с теоретическими представлениями Г. Айзенка об экстраверсии — интроверсии и нейротизме и с учетом данных, полученных с помощью первого опросника.

Вот примеры вопросов по шкале Экстраверсия — Интроверсия

Склонны ли вы действовать быстро и решительно?
Считаетесь ли вы живым, общительным человеком?

Толчком к созданию MPI послужили данные, показывающие, что шкалы «Ратимия» (невнимательность) и «Циклическая эмоциональность» опросника Гилфорда-Мартина (один из опросников, разработанных Г. Гилфордом и др.) дифференцируют невротиков в соответствии с теоретическими предположениями Айзенка. Пациенты с истерией набрали больше баллов по шкале Ратимии, чем пациенты с реактивной депрессией и обсессиями. В исследованных клинических группах баллы по шкале циклической эмоциональности также были выше, чем в здоровых контрольных группах. Исходя из этого, G. Айзенк разработал МРТ.

Предварительные экзамены проводились с помощью списка из 261 вопроса, заимствованного из различных анкет. По результатам шкал «Ратимия» и «Циклоидная эмоциональность» были выделены две группы (отдельно для мужчин и женщин). Затем было произведено разделение на группы с высокими и низкими показателями. Используя критерий x2, был проведен анализ ответов на каждый вопрос. В результате мы получили две группы вопросов, ответы на которые различались больше всего. На этой основе были построены две шкалы для экстра-интроверсии и нейротизма, каждая из которых содержит 24 пункта. Результаты первых групп сравнивались с помощью ранее установленных «ключей». Коэффициенты интеркорреляции были рассчитаны для каждого вопроса, а затем подвергнуты факторному анализу. Два из выявленных факторов соответствовали первоначально выдвинутой гипотезе — дополнительные — интроверсия и нейротизм.

Коэффициент надежности MPI, полученный путем расщепления, составил 0,85-0,90 для шкалы нейротизма, 0,75-0,85 для шкалы экстра-интроверсии, и 0,83 и 0,81 для коэффициентов надежности ретеста, соответственно. Валидность двух шкал MPI определялась с помощью методов, которые признаны многими исследователями как методологически несостоятельные и поэтому недоказанные. Была обнаружена корреляция между шкалами экстра-интроверсии и нейротизма с коэффициентом 0,15-0,40, что противоречит первоначальной позиции Г. Айзенка о независимости этих измерений личности. Была разработана сокращенная версия MPI, состоящая из 12 вопросов. Коэффициенты корреляции с полным опросником составляют 0,86 для шкалы нейротизма и 0,87 для шкалы экстра-интроверсии .

Практическое применение MPI показало значительные расхождения между полученными данными и теоретическими предсказаниями автора (особенно для клинических групп). Г. Айзенк не смог убедительно опровергнуть замечания, высказанные во многих зарубежных работах, однако MPI долгое время использовался в зарубежных психодиагностических исследованиях, несмотря на критику. Сведений о его использовании в СССР нет. На основе дальнейших исследований Г. Айзенка и др., направленных на анализ компонентов экстра — интроверсии и нейротизма как основных измерений личности, был предложен новый опросник под названием Eysenck Personality Inventory или EPI. Он был опубликован в 1963 году и состоит из 48 вопросов для диагностики экстра-интроверсии и нейротизма и 9 вопросов, образующих так называемую «шкалу лжи», которая определяет склонность испытуемого представлять себя в лучшем свете. Ответы, соответствующие «ключу», оцениваются в 1 балл (ответы только «да» или «нет»). Были разработаны две эквивалентные формы анкеты, А и В.

Количество респондентов при разработке EPI превысило 30 тысяч. Использовалась следующая группировка испытуемых. Были изучены ответы тех, кого компетентные эксперты отнесли к группам экстравертов или интровертов, невротиков или эмоционально уравновешенных. Полученные данные использовались для определения дискриминационной способности каждого вопроса. При разработке EPI было определено, что экстраверсия является фактором высшего порядка и, следовательно, факторы низшего порядка должны быть представлены в вопросах более или менее равномерно. Прежде всего, речь идет о таких компонентах экстраверсии, как «Импульсивность» и «Общительность», которые были разработаны Г. Айзенком.

Коэффициенты надежности ретеста EPI для фактора экстра-интроверсии составляют 0,82-0,85, для фактора нейротизма — 0,81-0,84, а для метода расщепления — 0,74-0,91. Зарубежные исследования сообщают о достаточно высокой валидности EPI, в некоторых случаях эти данные оспариваются. В данном опроснике значение коэффициента при интеркорреляции между шкалами значительно изменилось (с +0,12 до -0,16), что соответствовало теоретическим предположениям Г. Айзенка. Была предложена сокращенная версия EPI, состоящая из 12 вопросов. Корреляция с полной версией по шкале экстра-интроверсии составила 0,81, нейротизма — 0,79. Версии EPI были созданы для исследования детей и подростков. EPI широко используется в отечественных исследованиях, но его адаптация не совсем завершена (И.Н. Гильяшева, 1983; А.Г. Шмелев и В.И. Похилько, 1985).

В 1969 году Г. Айзенк и С. Айзенк опубликовали новый опросник, Личностный опросник Айзенка (EPQ), предназначенный для диагностики невротизма, экстра-интроверсии и психотизма. Опросник состоит из 90 вопросов (по шкале нейротизма — 23, по шкале экстра-интроверсии — 21, по шкале психотизма — 25, по шкале лжи — 21). Однако, как правило, используется версия, состоящая из 101 вопроса (из них 11 вопросов — так называемые «буферные вопросы», ответы на которые не учитываются). Примеры вопросов по шкале психотизма следующие

Стали бы вы использовать лекарства, которые могут иметь непредвиденные или опасные последствия?
Чувствовали бы вы жалость, сострадание к животному, попавшему в ловушку?

Валидность личностного измерения «психотизм» исследовалась обычным для исследований Г. Айзенка способом — путем поиска экспериментальных коррелятов психотизма и сравнения результатов, полученных в различных группах здоровых и больных людей. Полученные данные противоречивы. Коэффициенты надежности ретеста (месячный интервал) опросника в разных группах по шкале психотизма составляют 0,51-0,86, по шкале экстра-интроверсии — 0,80-0,92, по шкале нейротизма — 0,74-0,92, по шкале лжи — 0,61-0,90. Также был разработан вариант опросника для исследования детей и подростков (от 7 до 15 лет).

Во многих зарубежных исследованиях утверждается, что введение такого измерения личности, как психотизм, не имеет научного обоснования, экспериментальные данные противоречивы, а использование шкалы психотизма на практике может способствовать появлению ложных диагностических ориентиров.

Заключение

Проблема кризиса, кризисного состояния личности является одной из самых актуальных проблем современного общества. В настоящее время число людей, переживающих различные кризисы, постоянно растет. Она связана с резкими изменениями в условиях жизни (девальвация привычных ценностей, нестабильность социальных структур, болезни, экономические и национальные катастрофы, изменения в социальной среде), с определенным этапом эволюции в развитии психики людей в целом.

Анализ основных тенденций в изучении опыта человека, отдаленных последствий травмирующих событий говорит о том, что современная наука знает гораздо больше о том, что заставляет человека страдать и что заставляет его оставаться таким. Причины, по которым человек решает встретиться лицом к лицу со своими страхами, неудачами и трагедиями и найти способ справиться с присутствующей болью, все еще остаются недостаточно изученной областью научной психологии. Более того, рассматривая патологические и предпатологические расстройства как конечное состояние переживания психологической травмы, мы подчеркиваем восприятие страдальца как «законсервированного» в своей боли, молчаливо постулируя отсутствие перспективы в поиске смысла в личной трагедии, приведшей к столь неблагоприятным последствиям. Однако, согласно экзистенциальному подходу в психологии, именно ощущение бессмысленности делает поиск смысла возможным и необходимым. Отсутствие осмысленности прошлого мешает интеграции личности с объективной реальностью и может проявляться в формировании пограничного психоза, психических заболеваний и других психологических расстройств. На наш взгляд, рассмотрение идеала «успешного» переживания травматического опыта только в контексте устранения симптомов стрессовых расстройств, повышения адаптивных способностей личности существенно ограничивает представление о последствиях психологической травмы. В этом случае не учитывается вероятность положительного выигрыша в процессе переживания, например, возможность личностного роста, связанного с переживанием высших ценностей, например, обретение смысла жизни. Расширение представлений о механизмах деятельности психики, функционирующей в состоянии кризиса, требует дополнительного исследования влияния на нее ценностно-смысловой сферы личности.

В заключение следует подчеркнуть, что существует два основных взгляда на влияние эмоционального напряжения на выполнение различных действий, функционирование человека в целом.

Сторонники одного из подходов считают, что эмоции оказывают на человека в первую очередь дезорганизующее воздействие. Человек, находящийся в состоянии эмоционального напряжения, например, рассерженный, действует хаотично, не учитывает характер ситуаций, неправильно использует полученную информацию, реагирует либо слишком сильно, либо слишком слабо, вне соотношения с силой раздражителей. Острый страх приводит к ригидности, исключает любую активность.

Сторонники другого подхода считают, что напряжение различного содержания, такое как тревога, страх, гнев, эйфория, участвует в процессе адаптации, приспособления человека к ситуациям экстремального характера. Согласно этой позиции, эмоции мобилизуют, помогают оптимально использовать все ресурсы организма, чтобы справиться с ситуацией. Здесь, прежде всего, важно отметить факт косвенной зависимости между эффективностью действий и силой напряжения, а также между эффективностью действий и трудностью задания. Эмоции, в зависимости от их напряженности и сложности задачи, могут как повышать эффективность действий, так и дезорганизовывать их правильное выполнение.

Таким образом, в экстремальных условиях устойчивость важна для адаптации, но она может достичь лишь количественного оптимума. После этого развиваются нарушения различных функций.

Список литературы

Александровский Ю.А., Лобастов О.С., Спивак Л.И., Щукин Б.П. Психогении в экстремальных ситуациях. — М., 1991.
Амбрумова А.Г. Анализ состояний психологического кризиса и его динамика // Психологический журнал. — 1985. — Т. 6. — № 6. — С. 107 — 115.
Бодров В. А. Роль личностных особенностей в развитии психологического стресса // Психические состояния. Учебник. — спб: Питер, 2000. — С. 135 — 157.
Бодров В.А., Орлов В.Л. Психология и безопасность: человек в системах технического контроля. — М.: Институт психологии РАН, 1998. — 288 с.
Борневассер М. Стресс в условиях труда // Психические состояния. Учебник. — спб.: Питер, 2000. — С. 195 — 214.
Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Справочник по психодиагностике. Киев: Наукова думка, 1989. С. 8-11.
Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. — Питер, 10. 8. Бьюджентат Ж. Искусство психотерапевта. — 304 с.
Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. — Москва: Издательство Московского государственного университета, 1984 г. — 200 с.
Классификация психических и поведенческих расстройств ВОЗ МКБ-10. Клинические описания и диагностические рекомендации. — Санкт-Петербург: Аддис, 1994. — С. 131 — 170.
Кастинг Л.Д. Время напряженности. — М.: Фис, 1990 г. — 192 с.
Исследование тревожности (Ч.Д.Спилбергер, редакция Ю.Л.Ханина) / диагностика эмоционально-нравственного развития. Ред. И соавторы. Дерманова И.Б. — Санкт-Петербург. 2002. С.124-126.
Копинг-поведение в стрессовых ситуациях (С. Норман, Д.Ф.Эндлер, Д.А.Джеймс, М.И.Паркер, адаптировано из Крюковой Т.А.) / Фетискин Н.П., Козлов В.В., Мануйлов Г.М. Социально-психологическая диагностика развития личности и малой группы. — М., Издательство Института психотерапии. 2002. C.442-444
Короленко К.П. Психофизиология человека в экстремальных условиях. — Л., 1978. — 259 с.
Кривоконь В.И. Влияние стрессогенных факторов на динамику структуры личности профессионала: Дис. Докт. Психол. Наук — М., 1999. — 27 с.