Психологические механизмы потребностей - Потребности и отношение человека

Оглавление:

Материал, представленный в первой главе книги, показывает, как у людей формируется отношение к социально-политической реальности и какие ментальные механизмы они используют для ее восприятия. В то же время рассмотрение когнитивных механизмов и процессов не может ответить на вопрос, что определяет конкретное содержание социально-политических знаний, представлений, убеждений, отношения людей к явлениям, процессам и событиям, происходящим в обществе. Очевидно, что межиндивидуальные и межгрупповые различия в восприятии одной и той же социальной реальности и, в целом, в содержательных аспектах социально-политической психологии можно объяснить не только разными — объективными и субъективными — когнитивными способностями людей. Хорошо известно, что даже люди, принадлежащие к одной культурной среде и имеющие одни и те же источники информации, часто сильно различаются в своих социальных представлениях, взглядах и убеждениях.

Ограниченность когнитивистского подхода к психике, о которой уже говорилось выше, определяется тем, что продукты когнитивного процесса не могут быть поняты из самого этого процесса, из его «технологии». Из нее также нельзя понять движущие силы этого процесса, или его избирательную направленность на конкретные «объекты», или факторы, которые определяют выбор людьми социального знания из того ассортимента, который время и культура делают для них доступным. На все эти вопросы можно ответить, только поняв, что нужно людям и чего они хотят. Другими словами, необходимо обратиться к мотивационной и волевой сферам психики, к глубинным потребностям индивидов и социальных групп.

«Энергетическая» основа психики.

Важность этой сферы становится еще более очевидной, если вспомнить, что функции психики не ограничиваются познанием и мышлением. Психика человека контролирует и регулирует все его действия, поступки, поведение. И главной движущей силой каждого человеческого действия, как и всех живых существ в целом, также являются их потребности. Таким образом, действия индивидов и групп в социально-политической сфере, их социальное и политическое поведение невозможно понять без обращения к их побудительным потребностям и мотивам.

В современной психологии потребности считаются источником энергии для психики. Этот термин используется в условном, метафорическом смысле: Это не особый вид энергии, как, например, физическая энергия1. Подчеркивается лишь, что и психические процессы, и действия субъекта приводятся в движение особыми — именно психическими — механизмами, которые принципиально отличаются от физической и химической энергии тела и поэтому составляют особую область психологического знания. Потребности человека всегда интересовали научную мысль, но начало их изучения именно как энергетического «двигателя» психики было положено 3. Фрейд. Эта роль фрейдовского психоанализа в развитии психологической науки признается даже теми психологами, которые не разделяют его основные теоретические и методологические идеи.

Говоря более конкретно, одним из наиболее значимых открытий психоанализа является понимание потребностей как внутренней «силы», заключенной в психике, которая не может быть сведена к простым сознательным желаниям или целям субъекта. Этот вывод раскрывает структуру и природу психики и поведения гораздо точнее и глубже, чем психологические теории, описывающие человеческую деятельность просто как цепь реакций на стимулы окружающей среды. В то же время она как бы очерчивает поле научного поиска, общую задачу изучения потребностей — выяснение природы и источников этой внутренней силы.

Решение этой проблемы (как показывает опыт психоанализа) чрезвычайно затруднено огромным разнообразием человеческих потребностей. Любая попытка выработать обобщенное понимание и определение категории «потребность» наталкивается на эту трудность. В качестве примера рассмотрим теорию гомеостатической потребности, которая определяет происхождение как связанное с причиной нарушение внутреннего психологического равновесия (гомеостаза) субъекта и его желание восстановить равновесие. Критики этой концепции справедливо отмечают, что она исключает из рассмотрения потребности развития, то есть потребности, направленные на «движение вперед», создание новых объектов и ситуаций, которые контрастируют со стремлением к гомеостазу.

Потребности и отношение человека

Более продуктивными были те теории, которые пытались объяснить потребности из отношений человека с природой и социальной средой. Поскольку человек живет в этой среде и от нее зависит вся его жизнедеятельность, эти отношения обладают свойством побуждать его к деятельности, направленной на объективный мир или на самого себя. Из этих предпосылок развилось понимание потребностей как «объективно-субъективного» явления, включающего в себя как объективные отношения, стимулирующие активность, так и вызванные ими внутренние состояния субъекта. Для психологии это внутреннее состояние, которое, в конце концов, является синонимом субъективно-психологической потребности2 , естественно, является главным предметом интереса. В психологической литературе его часто описывают как «дефицит» — ощущение недостатка чего-либо (предмета, знаний, внешнего состояния), которое вызывает психологическое напряжение или дискомфорт и побуждает человека к его преодолению.

Некоторые современные психологические теории рассматривают связь между человеческими отношениями и потребностями несколько иначе. Например, бельгийский психолог Ж. Нюттен рассматривает основу потребностей как деятельность, органически присущую природе человека и всех живых существ по отношению к окружающей среде. Эта активность выступает как своего рода первичная потребность и выражается как в биологических потребностях организма, так и в независимом от них поведении (например, игровая активность младенца); она заставляет субъекта постоянно «функционировать», то есть вступать в активные отношения со средой. Потребности играют функциональную роль в отношениях «индивид — среда»: поскольку деятельность не просто вовлечена в существующие отношения, а направлена на формирование оптимального отношения для функционирования индивида, то потребность и есть это желаемое, «требуемое» отношение. Критерием оптимальности являются нормы и стандарты, которые индивид усвоил или самостоятельно выработал, и чувство удовлетворения, которое дает ему выполнение этих норм. Таким образом, концепция Натталла снимает проблему потребностей как особого психологического состояния (чувство «нехватки») и его источников; потребности просто включаются в цепь поведенческих действий индивида в качестве их функционального звена и не имеют самостоятельного существования вне этой цепи3.

Можно предположить, что эта концепция более или менее адекватна для тех ситуаций, в которых потребности сводятся к выполнению уже существующих нормативных стандартов личной или общественной жизни. Однако она не дает объяснения тем потребностям, которые не удовлетворяются этими стандартами или вступают с ними в конфликт, порождая тем самым исследовательское и «инновационное» поведение. Между тем, подобные ситуации весьма характерны для психической жизни человека вообще и психологии социально-политических отношений в частности. Более того, концепция Ньюттена не отвечает на вопрос о факторах избирательной ориентации надбиологических потребностей человека: Почему из всего многообразия возможных отношений с окружающей средой, пусть даже выраженных в нормах и стандартах, индивид выбирает в качестве объекта потребности определенного рода?

От потребности к мотиву

Путь к ответу на эти вопросы намечают те концепции, которые выделяют условия генезиса потребности и факторы ее конкретизации, определения ее объекта («овеществления»). В концепции Нюттена условия, порождающие потребность, размыты, как бы вписаны в общий недифференцированный поток активности, свойство субъекта «делать что-то» по отношению к окружающей среде. Здесь отношение индивида к миру, который порождает потребность, во-первых, конкретно, а во-вторых, не то же самое, что и то, что ее удовлетворяет. Один из них — это потребность в пище, а другой — действие, направленное на выбор и присвоение продуктов, удовлетворяющих эту потребность. В первом случае мы имеем дело с объективными природными отношениями организма с биосферой, во втором — с активными отношениями человека с окружающей средой, в которые вовлечены его память и способности, его воля и разум. Конечно, в случае элементарных жизненных потребностей, удовлетворение которых включено в повседневный цикл жизни, фаза их формирования может быть чисто физиологической и никак не проявляться в психике. Человек питается независимо от того, испытывает он острое чувство голода или нет; психологическое состояние, соответствующее возникновению потребности, существует только в потенциальной форме — как «угроза» недостатка и дискомфорта.

Это не относится к более сложным нефизиологическим потребностям. Например, рассмотренный выше феномен когнитивного диссонанса (см. главу I) изначально выражается в состоянии психического напряжения или дискомфорта, вызванного конфликтом между приобретенными человеком знаниями и новой информацией; это состояние и порождает потребность. Однако сам по себе он не определяет конкретное содержание потребности: он может быть направлен на углубление и закрепление новых знаний и соответствующее изменение поведения или, напротив, на обеспечение психологической защиты от новой информации.

А.Н. Леонтьев последовательно обосновывает различие между генезисом и «овеществлением» потребности. Опираясь на физиологические и этологические (т.е. поведенческие) данные, этот автор выделяет стадию в развитии потребности, когда ее объект «отсутствует» или не акцентируется во «внешнем поле», и это порождает «ищущее поведение», которое «точно соответствует потребности», а не ее объекту. «Леонтьев приходит к выводу, что «потребность сама по себе, как внутреннее условие активности субъекта, есть лишь отрицательное состояние, состояние недостатка, дефицита; свое положительное качество она приобретает лишь после встречи с объектом («транспозером») и его «объективации». Потребность, найдя свой объект, превращается, по Леонтьеву, в мотив, в непосредственный стимул деятельности4.

Кратко резюмируя вышесказанное, можно сформулировать некоторые первые методологические принципы исследования мотивационно-волевой сферы психики. Потребности возникают из отношений человека с природой и социальной средой и с психологической точки зрения представляют собой порождаемые этими отношениями состояния напряжения, которые связаны с чувством недостатка. Преодоление этого состояния может быть достигнуто только через присвоение таких благ и условий, через осуществление такой деятельности, которая соответствует условиям, породившим дефицит. Психическое напряжение является источником «энергии», «силой», которая стимулирует деятельность, направленную на поиск и удовлетворение объекта потребности (т.е. ее конкретизацию и осознание). Мотив — это «овеществленная» потребность и непосредственный стимул к деятельности.

Потребности физического существования в социально-политической психологии

В ходе общенационального опроса, проведенного ВЦИОМ в июне 1993 года, 41% респондентов оценили финансовое положение своей семьи как «плохое» или «очень плохое». Из тех, кто имеет низкий уровень дохода, такой ответ дали 56,5%, а из тех, кто имеет высокий уровень дохода, — 20,3%. 64% использовали те же термины для описания экономической ситуации в России, причем 22,4% респондентов с низким уровнем дохода и 14,8% респондентов с высоким уровнем дохода назвали ее очень плохой. 42,4% с низким доходом и только 17,4 с высоким доходом сказали, что «больше невозможно терпеть наше бедственное положение».

На вопрос «Какие проблемы нашего общества Вас больше всего волнуют?» максимальное количество респондентов — 84,3% — назвали рост цен, следующей по значимости проблемой (64,4%) общественное мнение признало рост преступности, а на третьем месте (40%) — экономический кризис и спад производства. Другие проблемы, непосредственно влияющие на условия жизни россиян: Ухудшение экологии, вооруженные конфликты на границах России и обострение национальных отношений волновали их гораздо меньше. Отметим, что не было существенных различий между людьми с низким и высоким уровнем дохода в оценке важности роста цен, а экономический кризис, рост преступности, экологические проблемы чаще упоминались людьми с высоким уровнем дохода5.

В приведенных выше суждениях россиян мы видим два параллельных ряда данных об их самых насущных потребностях. Когда люди говорят о своем тяжелом материальном положении, они фиксируют свои неудовлетворенные личные потребности физического существования, поэтому вполне естественно, что такие ответы зависят от уровня дохода семьи. Когда они отвечают на вопросы о состоянии экономики или волнующих их проблемах российского общества, они также, по сути, говорят о потребностях, но о потребностях, которые воспринимаются как социальные и поэтому относятся к сфере социально-политической психологии.

Связь между этими двумя группами суждений очевидна. Необходимость восстановления больной экономики чаще и острее ощущают те, кто больше страдает от ее кризиса. Катастрофический рост цен является наиболее ощутимой причиной низкого уровня жизни, но он также влияет на людей с высокими доходами, делая их финансовое положение нестабильным и лишая их уверенности в завтрашнем дне.

Косвенно связь между двумя сериями выражается и в иерархии, относительном психологическом «весе» явлений, вызывающих страх у россиян. С точки зрения объективного анализа, ухудшение состояния окружающей среды в России имеет такие масштабы, что представляет для людей более опасную угрозу, чем ограничение материального потребления, вызванное кризисом. Пограничные и этнические конфликты могут втянуть страну в кровопролитные войны, которые для многих станут худшим бедствием, чем рост цен. Спад производства блокирует выход из кризиса и сулит еще большие материальные бедствия в будущем. Однако хорошо известно, что срочность потребности чаще всего определяется дефицитом, который мы воспринимаем как наше текущее состояние: Невозможность купить продукты и вещи, необходимые нам сегодня, действует на психику сильнее, чем угроза катастрофы, которая осознается, но воспринимается лишь как возможная или отдаленная перспектива. Преступность — страшная вещь, но она неравномерно распределена по стране, и не каждый законопослушный россиянин сталкивался с ней на собственной практике.

Дефицит безопасности или обеспеченного будущего вызывает меньшее психологическое напряжение и сильный дискомфорт, чем дефицит денег на содержание семьи, и эта «иерархия дефицитов» проецируется на иерархию социальных проблем, волнующих россиян. В то же время люди, живущие относительно легче в финансовом отношении, сохраняют больше психологических ресурсов для того, чтобы беспокоиться не только о текущих жизненных трудностях, но и о процессах, угрожающих их существованию или существованию их детей. Таким образом, те потребности, которые составляют мотивационную сферу социально-политической психологии, являются продуктом экстраполяции личных потребностей в эту сферу. Это происхождение проявляется как в содержании потребностей, так и в их иерархии и распределении по различным социальным группам (в данном случае, по группам дохода).

Конечно, сказанное не означает, что каждая личная потребность физического существования может быть трансформирована в социальную. Приведенные данные отражают совокупность потребностей, воплощенных в деньгах. Конкретными объектами этих потребностей являются, прежде всего, питание, одежда, жилье, медицинские услуги и лекарства, образование детей. На вопрос, на что бы они потратили деньги, если бы у них неожиданно появился высокий доход, 28% назвали «текущие расходы», 19% — жилье, 13% — товары длительного пользования, образование и лечение. Только 7% дали ответ «отдых, развлечения, путешествия «6 . Очевидно, что люди, наиболее остро ощущающие рекреационные и гедонистические («развлекательные») потребности, составляют лишь малую часть; россиян, которых волнуют экономические проблемы общества. Другими словами, в отличие от большинства развитых стран, в кризисной России 1990-х годов потребности, связанные с досугом, не признаются общественной проблемой. Только когда определенная «критическая масса» членов общества ощущает ее актуальность и она приобретает коллективный, массовый характер, такая потребность становится общественной (в психологическом смысле).

Восприятие материального неравенства

Упомянутые ранее всероссийские опросы 1993 года показали, что большинство россиян считают, что за последние полтора года различие в доходах между людьми увеличилось и что богатых и бедных стало больше. Три четверти опрошенных воспринимают распределение доходов в обществе как несправедливое, а 43% относят себя к категории тех, кто много работает, но мало зарабатывает.8 Эти суждения, несомненно, относятся к тому же смысловому ряду, что и те, в которых респонденты выражали неудовлетворенность своим материальным положением и озабоченность экономической ситуацией в стране. Заявление о несправедливом распределении и оплате труда — это не просто одно из многих проявлений недовольства своим положением. Это также видоизмененная форма неудовлетворенных потребностей, которые в данном случае затрагивают сами принципы, направляющие развитие социально-экономических отношений. В результате модификации объектом потребностей становятся отношения между большими социальными группами: «богатыми» и «бедными», работодателем и работником. Содержание неудовлетворенных потребностей также меняется: Они воспринимаются как требования социальной справедливости.

В российской политологии и журналистике популярность в обществе требований социальной справедливости, обращенных к правительству, часто объясняется традиционной для социалистической системы психологией равенства и привычкой к социальному иждивенчеству. Это мнение во многом оправдано, но не стоит забывать, что ценности равенства и социальной справедливости также пользуются массовой поддержкой в капиталистических странах, особенно среди менее материально обеспеченных слоев населения9. Таким образом, такая форма экстраполяции потребностей наблюдается везде, где существует материальное и социальное неравенство, то есть практически в каждом обществе.

Другое дело, что в западных странах акцент на требовании равенства, в отличие от России, характерен лишь для меньшинства населения10. Более того, протест против неравенства и социальной несправедливости в контексте западного общества не следует понимать буквально. Вместо того чтобы осуждать феномен частного богатства как законный результат личных усилий, инициативы и ответственности, соответствующий основным ценностям западного образа жизни. Социальная справедливость в западном понимании — это скорее альтернатива чрезмерному материальному неравенству, необходимость ограниченного, разумного перераспределения доходов в пользу бедных.

Иное дело в России, где класс богатых, которые не прячут свое богатство от посторонних глаз и карающих органов, как в прошлом, а, наоборот, кичатся им, — явление новое. Согласно опросу 1993 года, 14% россиян относятся к людям, недавно ставшим богатыми, с уважением или симпатией, 21% — с интересом, 26% — с завистью или подозрением, 32% — с неприязнью или презрением и 32% — нейтрально11. Общество все еще находится в процессе формирования отношения к богатству, соответствующего новым социально-экономическим реалиям; старые «социалистические» негативистские стереотипы постепенно растворяются, освобождая место интересным, расплывчатым или позитивным идеям. И в то же время из данных опросов видно, что требование справедливости в гораздо большей степени выражает протест против бедности большинства, чем против богатства немногих (его активно осуждает лишь четверть населения). В 1990-1993 годах доля респондентов, отвергающих любые ограничения на рост доходов, выросла с 39% до 43%; доля, требующая от правительства ограничить неравенство доходов, чтобы разница не превышала 3-4 раза, упала с 29% до 18%12. Возможно, это можно рассматривать как признак сближения с «западным» способом восприятия неравенства.

Наконец, следует выделить еще один важный аспект трансформации личных потребностей в социально-политические. Он заключается в его неразрывной связи с когнитивным процессом. Описывая экстраполяцию потребностей, мы вынуждены обращаться к таким когнитивным понятиям, как стереотипы, восприятие, атрибуция. Мы видели, что, связывая свои личные потребности с социально-политической реальностью, люди исходят не только из непосредственных наблюдений и личного опыта, но и из усвоенных ими социальных знаний об обществе и государстве, из глубоко укоренившихся идеологических представлений. Потребности постоянно взаимодействуют со знаниями и становятся осознанными мотивами только в процессе этого взаимодействия.

Понятно, что для объяснения неудовлетворенности жизненно необходимым ростом цен не требуется сложных когнитивных механизмов — достаточно посетить ближайший магазин. Из повседневного опыта не сложнее сделать вывод о плачевном состоянии экономики страны. Но, например, чтобы отнести ухудшение экологической ситуации или спад производства к одной из самых острых проблем общества, требуется активное восприятие и осмысление более широкого спектра информации. Не случайно такие суждения чаще всего высказывают люди с более высоким уровнем образования.

Когнитивные и культурные факторы осознания общественных потребностей проявляются еще более отчетливо в отношении к частному богатству. Возможно, сильное негативное отношение к нему означает, что люди склонны видеть в появлении богатого класса препятствие для удовлетворения собственных потребностей, а в большем материальном равенстве — способ преодолеть это препятствие. Данные опроса 1993 года показали, что 34% людей с высшим образованием проявляли интерес к богатым и только 15,7% относились к ним с неприязнью и презрением. Для респондентов с меньшим уровнем образования корреляция обратная: только 12% этой группы проявляют интерес к богатым, а 32% испытывают к ним неприязнь или презрение. В то же время эти две группы меньше различаются в своем отношении к распределению доходов: 76% в первой группе считают его несправедливым, 88% — во второй14. Понятно, что те, кто интересуется богатыми людьми, как правило, ищут способ преодолеть несправедливость и улучшить собственное материальное положение не в борьбе с частным богатством, а в каких-то других личных или общественно-политических действиях.

Абсолютные и относительные неудовлетворенные потребности

Потребности физического существования людей всегда играли огромную роль в общественно-политической жизни. С самых ранних этапов человеческой истории они направляли активные действия массовых социальных групп и прямо или косвенно влияли на внутреннюю и внешнюю политику государства. Войны и завоевания, революции и реформы, миграции и массовые социальные движения, законодательство, дипломатия и политическая конкуренция стимулируются различными потребностями и мотивами, но все они так или иначе связаны с потребностями, которые люди испытывают в своей повседневной жизни.

Борьба за собственность — один из главных триггеров социальных конфликтов на протяжении нескольких тысячелетий — подпитывается мотивом собственности, который занимает особое и особое место в человеческой психике. Но для тех, у кого нет этой собственности, она является лишь инструментальной потребностью, потому что им нужна собственность, чтобы жить. То же самое можно сказать и о борьбе за распределение доходов. А в наше время, когда на мировой арене возникло соперничество между противоположными системами, на первый план вышла проблема удовлетворения материальных потребностей людей. Капитализм противопоставил коммунистической утопии всеобщего изобилия рациональную программу своего превращения в «государство всеобщего благосостояния», основанную на достижениях научно-технической революции и рычагах государственного регулирования экономики.

Социально-психологические механизмы, «включающие» потребности физического существования в социально-политическую жизнь, были рассмотрены выше на примере современного российского общества. Нельзя не заметить, что этот пример отражает довольно исключительную ситуацию. Резкий инфляционный рост цен в сочетании с общим усугублением экономического кризиса привел к абсолютному снижению покупательной способности значительной части населения. В этих условиях субъективное восприятие растущей неудовлетворенности потребностей отражало объективный процесс. Летом 1993 года 45% опрошенных ВЦИОМ заявили, что материальное положение их семьи ухудшилось за последние шесть месяцев; 41% сократили расходы на питание, 61% — на одежду и обувь17.

Такое совпадение объективных и субъективно-психологических неудовлетворенных (или удовлетворенных) потребностей отнюдь не является постоянным и повсеместным явлением. Во многих обществах люди рабочего класса веками жили в бедности и полуголодном существовании, принимая это как нормальное и естественное явление, по крайней мере, как неизбежность. В других обществах группы, которым не угрожал голод, отсутствие одежды или жилья, были остро недовольны уровнем своих доходов. Во всех этих случаях действовали социально-психологические, а не объективные физиологические или экономические факторы.

В психологическом смысле неудовлетворенные потребности физического существования — это далеко не то же самое, что неудовлетворенные физиологические потребности организма. Объем и состав благ и условий, составляющих предмет этих потребностей, обусловлены исторически и социально. Современный россиянин, лишенный чая или сахара, чувствует себя лишенным самого необходимого. Между тем, наши не столь далекие предки даже не подозревали о существовании этих продуктов. Американец, не имеющий автомобиля, несомненно, очень бедный человек по меркам своего общества, чего нельзя сказать о 80% россиян, не имеющих автомобиля.

Конечно, было бы возмутительно утверждать, что нет принципиальной разницы между неудовлетворенными потребностями голодающего африканского крестьянина и европейца или североамериканца, который считается бедным, но хорошо питается и одет. Тем не менее, факт остается фактом: социально и психологически необходимое может намного превышать биологически необходимое. Над биологической «базой» физических экзистенциальных потребностей возвышается, во-первых, сложная система инструментальных потребностей, которые обслуживают жизненно важные потребности (например, транспорт, необходимый для передвижения к месту работы и потребления). Во-вторых, все конкретные товары, услуги и условия, удовлетворяющие как первичные, собственно биологические, так и вторичные, инструментальные потребности, определяются в своих количественных и качественных параметрах не только содержанием потребностей, но и социокультурными нормами, стандартами потребления, на которые ориентировано данное общество или его часть.

Здесь у читателя может возникнуть вопрос: насколько оправдано выделение физических жизненных потребностей в особую группу, учитывая, что их количественные и качественные параметры определяются не только жизненными потребностями, но и социально-историческими факторами? На это можно ответить, что между потребностями разных типов нет непроницаемых границ; ниже мы увидим примеры их переплетения и взаимодействия. К потребностям физического существования относятся те, первоисточник которых восходит к потребностям воспроизводства человеческой жизни.

Откуда берутся социальные нормы потребления? Они во многом формируются культурными традициями, привычками, уходящими корнями в историю конкретного общества, в природную среду, в которой оно существует. Уровень технического и экономического развития общества, уровень национального дохода и способ его распределения между различными социальными группами оказывают большое влияние на потребительские стандарты. Однако нас интересует не эта объективная технико-экономическая основа потребления, а психологические условия и механизмы формирования и трансформации стандартов, их превращение в социальные потребности, способные стимулировать действия людей в социально-политической сфере. Точнее, это вопрос о том, когда, почему и как возникает такая неудовлетворенность потребностями физического существования, которая становится явлением макросоциального и политического значения.

На странице курсовые работы по психологии вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Психология».

Здесь темы рефератов по психологии

Читайте дополнительные лекции: