Русская философия имени (П. Флоренский, С. Булгаков, А.Ф. Лосев)

Оглавление:

Принято считать, что русская философия не имела перспектив развития в советский период. Поэтому ее «возрождение» обычно ассоциируется с «присвоением утраченного», то есть с возвращением интеллектуального наследия русской эмиграции, якобы сохранившего всю силу и мощь «аутентичной русской философской традиции». Философия русской эмиграции — это религиозно-идеологический архаизм, отражающий исключительно духовные потребности ее создателей, а не философию в ее современных преобразованиях. Он был полностью сфокусирован на прошлом и жил в памяти. Самым захватывающим было воспоминание о мистических прозрениях, о поисках Бога. Неудивительно, что со временем она в целом слилась с богословием и утратила всякое позитивное философское содержание.

В СССР, несмотря на давление официальной идеологии, позиция российской философии так и не достигла критического края. Он имел два «кармана», которые защищали его от влияния «диалектического материализма». Первой была прогрессивная наука, которая жаждала союза с подлинной философией и стимулировала ее развитие. Вторая — классическая русская литература, богатая антропологией и экзистенциальным пониманием действительности. Именно на этих основаниях развивалась русская «апокрифическая философия» и нашла свои корни в глубинах национального менталитета, в плодородных слоях русской мудрости. Особое место занимали такие течения, как философская антропология и космология, благодаря которым русская философия советского периода сохранила доминирующее положение в современной интеллектуальной жизни человечества.

Но, конечно, дело не ограничивается этими направлениями. Как показывают последние исследования, в советский период возникли и другие идеологические течения, уничтожившие ложное понятие «паузы» в развитии русской философии. Это касается, прежде всего, философии изучения языка и культуры. Первая тенденция представлена именным онтологизмом А.Ф. Лосева и «новым реализмом» Ю.С. Степанова; вторая — семиотической теорией культуры Ю.М. Лотмана и М.К. М. Лотмана и М.К. Петрова.

(а) Философия языка. В то время как Лосев, следуя традиции афонского номинализма, придерживался номиналистического толкования языка, Степанов в основном следовал линии классического реализма, восходящей к Аристотелю.

По его собственным словам, мировоззрение философа Лосева синтезировало «древний космос с его ограниченным пространством и Эйнштейном, схоластику и нео-кантионизм, монашество и бракосочетание, утонченность западного субъективизма с его математической и музыкальной составляющей и восточно-паламитский онтологизм». Однако это было преодолено влиянием именного славизма, возникшего на Афоне в начале ХХ века.

Его особенностью было то, что в нем прорастали идеи средневекового номинализма, что представляло опасность для Церкви в связи с ее обращением к лингвистическому (языковому) пантеизму. Согласно идеологии номиналистов, «имя, выражающее сущность предмета, не может быть у него отнято: отняв имя, предмет теряет свой смысл». Применив эту формулу к молитве Иисуса, они доказали, что Сын Божий во всей своей сущности во имя «Иисус Христос». Таким образом, показывается, что имя Господа — Сам Бог. Движение за именное рабство вызвало резкое недовольство официальной церкви. Многие монахи подвергались преследованиям, и учение было запрещено. Вместо этого она привлекла видных представителей философии «русского духовного возрождения», таких как Булгаков и Флоренский, которые много размышляли о проблеме Номенклатского.

Однако наиболее последовательным сторонником идей афонских монахов был Лосев, сформулировавший «Тезисы об имени Божьем»:

(1) Имя Божье — это энергия бытия Божьего.
(2) Имя Божие, как энергия Сущности Божией, неотделимо от самой Сущности, а потому является Самим Богом.
(3) Имя Божье — Сам Бог, но Сам Бог не имя; Бог выше всякого имени и выше познания людей и ангелов.
(4) Имя Божье не является звуком и требует богослужения.
(5) Во имя Бога — это встреча между человеком и Богом.

Русская философия имени

Герменевтическая интерпретация текстов Священного Писания осложняется наличием канонических рамок, а также наличием или отсутствием божественного вдохновения. Герменевтика определяется как искусство, и в этом случае она наполняется чрезвычайно конкретным смыслом, если рассматривать искусство как деятельность и противопоставлять его теоретическим знаниям, как это делает М. Бахтин. Это дает возможность толкования Священного Писания, которое руководствуется определением термина «знать» (понимать).

Согласно Писанию, человек обладает знанием только тогда, когда он начинает жить в свете этого знания, ибо истинная вера — это не просто знание о Боге (которым обладают даже демоны), но знание, которое производит соответствующее действие. Неверующие не знают полного смысла библейского учения не потому, что значение слов в тексте для них недоступно, а потому, что они отказываются действовать по этим духовным истинам и применять их в своей жизни. То есть понимание (знание) всегда предполагает перерождение (метаморфоза), самопожертвование, Отсюда следует, что знание — это не приобретение, а дар (дарение).

Ориген считал, что Священное Писание — это одна разворачивающаяся аллегория, в которой каждая деталь символична. Подобно тому, как человек состоит из трех частей тела, души и духа, так и Писание имеет три значения. Тело олицетворяет буквальный смысл, душа — нравственный (нравственный) смысл, а дух — аллегорический или мистический смысл. Библейская герменевтика (Hermeneutica Sacra — Интерпретация Священного Писания) — уточнение трехсмысленного смысла текста: чувственно-литерабельное — уточнение объективных противоречий в тексте, несовместимых с объективной реальностью; абстрактно-моральное — интерпретация внутренних противоречий в тексте, взаимоисключающих суждений; и идейно-мистическое — раскрытие смысла метафор и символов.

Таким образом, познание Иисуса (царство гор) возможно только через Другого. Другой, в этом смысле, не только человек (апостол), но прежде всего сам текст Писания. Нет никаких источников от Самого Иисуса, только источники тех, кто верил в Него. Здесь посредники могут дать более «точную» картину миссии Христа, чем Его непосредственное присутствие. Источники показывают нам историю рационализма — рационализации знания — и указывают нам путь, которым должно идти наше сознание, чтобы прийти к тому времени, когда жил Христос. Без этого пути, как экстраполяции сознания, невозможно прийти к видению сиюминутной ситуации бытия живого Бога.

Знания о Его жизни сокрушались и сокрушаются не только в том, как передается информация, но, что более важно, в том, как информация обрамлена — выражая не столько конкретное событие Божьего бытия, сколько чей-то жизненный опыт этого события. В серии культурных текстов, посвященных описанию жизни Христа, разрабатывается способ выражения человека вообще как веры или без неё.

Таким образом, бытие Христа определяется рядом культурных текстов, которые являются продуктом Его бытия в истории, но с оговоркой, что это бытие является временем — то есть, верующие, которые преобразуют, читают и создают новые тексты Его бытия, утверждают и искупляют его. Таким образом, текст Писания (и культурные тексты) — это особая сфера Божьего бытия для нас.

Алексей Фёдорович Лосев

По словам Лосева, истоки «именного рабства» можно найти уже в Ветхом Завете, где имя Божье также рассматривается как его сила и энергия. В Декалоге запрещается произносить имя Божье напрасно, осквернять имя Божье; даже Храм Соломона является домом имени Божьего. В Псалтире говорится, что это имя «величественно, во имя которого обретается спасение, имя всемогущественно, вся земля поклоняется ему, служение Богу — служение имени Его». В Новом Завете вера во имя Бога — это завет, в котором сказано: «И эта заповедь состоит в том, чтобы мы верили во имя Сына Его Иисуса Христа». Опять же, возможно нелитературное понимание имени: «во имя» может быть истолковано как «ради Христа», где «радоваться» означает «сотрудничать», действовать в соответствии с делом Христа; радоваться — значит также переживать, т.е. жить, то, что Христос сделал. Значит, это имя — то же самое, как Бог ходил. Но истинный смысл опыта и истинного переживания заключается не в преодолении, в преодолении как избавлении от бремени, а в непрерывном потоке участия (прооперирования) в движении Бога.

Бремя Бога — это не бремя рождения в страхе или бремя поиска хлеба насущного; «Бремя Мое хорошо, и иго Мое легко» (Мф.11:30), это бремя и иго любви. Имя в этом смысле также является знаком: Кто благословен духом (u)наследует Царство Божье. Наследовать — префикс «y» — также означает «к»; «наследовать» — наследника, наследование и т.д., где префикс «к» — также означает «y» (очко — к наказанию (декрет, приказ), в смысле kaz («по «к»)). «U» — по отношению к; «к» — современному с чем-то. В данном случае унаследовать означает действовать по отношению к следам, понятие следа, подчеркивающее процессуальность Имени; т.е. унаследовать всегда означает идти по пути Бога, Который (Бог) и есть Сам Путь, который опять-таки указывает на энергию Имени, а не на его (Именной) существенность. Как пишет Лосев: «Весь искупительный путь Иисуса Христа на земле — это откровение имени Божьего.

Термин «откровение» здесь тоже не случайен: он (откровение) совпадает с древнегреческим термином «алетейя» (истина), который трактуется как самооткровение бытия. Руководствуясь приведенным выше значением «след», «путь», «имя», и сравнивая его с понятием «откровение», в смысле самооткровения истины бытия, можно сделать вывод, что «искупительный путь Христа» — это самооткровение истинного бытия (или истины бытия) как «путь — след», след, оставленный бытием самому себе, как след, указывающий на становление бытия и следование бытия по направлению к самому себе, то есть. т.е. быть (Сайн). т.е. быть как существо (взятое абсолютно, чистое существо), быть как становящееся, становящееся как жизнь. Философия имён Лосева основана на изначальном предположении о фундаментальной возможности сходства Бога и мира. Лосев относится к этому слову как к своеобразной лестнице именования (наречения). Лосев акцентирует внимание, прежде всего, на самом важном аспекте слова — нооэтике, сфере чистого смысла. На этом уровне объективная сущность слова становится понятной. Ноэма (мысль, мышление) — это свет слова, который включает в себя звуки и полностью отличается от значения звуков (семиотически понятие нооэмы соответствует знакам, где отсутствует мотивация связи между знаком и знаком). Ноэма фиксируется как экстра-субъективный и над-индивидуальный элемент понимания, который возникает во взаимном определении сущности субъекта и инаковости.

Согласно Лосев, бытие и инаковость взаимопроникают в образе, возникающем через мион (мион — не-being, не-being; также интерпретируется как не-yet-being; как гегелевское понятие чистого бытия и не-being); мион также не тождественен самому себе, неопределенен) окружение смысла, его регистрация, поэтому сущность (так же, как и мион) может существовать не только «сама по себе», но и в «режиме определенного понимания, в режиме явленного, выраженного сущности». Выраженная сущность — это энергия.

Павел Александрович Флоренский

П. Флоренский понимает язык онтологически. Существует существенная, а не условно-субъективная связь между языком и реальностью. Быть имеет два взаимосвязанных режима: внутренний и внешний. Символ — это существо, которое больше самого себя, т.е. символ соединяет эти два режима и действует как условие их взаимной циркуляции. Имена и слова являются носителями энергий бытия: они не что иное, как само бытие в его открытости человеку, они являются символами бытия.

«Слово — это человеческая энергия, как человеческой расы, так и личности, энергия человечества, раскрытая через лицо». Но саму энергию нельзя рассматривать как субъект или содержание Слова в точном значении: Слово как деятельность познания выводит разум за пределы субъективности и связывает его с миром, лежащим за пределами наших собственных психических состояний. Здесь мы пришли к убеждению, неразрывно связанному с общечеловеческой мыслью: связь между сущностью и ее энергией». И действительно, энергия — это единственное, что говорит нам о вещи; сама вещь не дается нам в прямом созерцании, сущность вещи крайне недоступна. Это общее познавательное убеждение простирается до момента познания Бога. Бог (Христос) и универсален, и абсолютно божественен.

Слово (Логос) — это энергетика (активность), подобно тому, как Христос в своем всечеловеческом существе также является активностью; но эта активность, в своем действии — абсолютном воплощении (всечеловеческом), также содержит Абсолют (Бог), так что всечеловеческое бытие Христа и его учение (как Логос) также предстают как всечеловеческое. Поэтому Божественность также может рассматриваться как возможный способ Бога как человека; как способ Абсолюта, который полностью человеческий. Однако обратная связь не всегда так ясна: быть человеком, как человек, еще не подразумевает его способ, как человека-бога. Единственная связь между человеком и Богом — это Слово (Логос), как всегда неизменное по своему значению и в то же время абсолютно человеческое. В этом смысле Слово вписывает (переписывает), как оно есть, человека в чин божественный.

Центр религиозно-философских проблем П. Флоренский — это понятие «метафизического единства» и «софологии». Его намерение — построить «конкретную метафизику», основанную на сборе религиозного и научного опыта мира, т.е. целостную картину мира, улавливая соответствия и взаимное озарение разных слоев бытия, каждый из которых находится в другом, распознавая и раскрывая связанные с этим основания. Флоренский пытается решить эту проблему на основе «философско-математического синтеза», цель которого он видит в раскрытии и изучении некоторых первичных символов, основных духовно-материальных структур, составляющих различные сферы реальности и согласно которым организованы различные сферы культуры. Физический мир Флоренского также неоднозначен. Космос — это борьба между двумя принципами: Хаос и Логос. Логос — это не только разум, но и культура как система ценностей, которая является ничем иным, как объектом веры. Такие ценности имеют вневременной характер. Для Флоренского природа — это не феномен, не система явлений, а реальная реальность, существо с бесконечной силой действующих в нем сил, а не внешнее. Только в христианстве природа не воображаемое существо, не феноменальное существо, не «тень» другого существа, но живая реальность.

Сергей Николаевич Булгаков

По мнению С. Булгакова, философия лингвистики начинается с необходимости установления сущности слова, интуиции слова, его восприятия в собственной сущности — в его «идее». Смысл слов и языка определяется статусом софии как трансцендентального фундамента мира, который проявляется в именовании, что, в свою очередь, считается антропокосмическим актом: Доктрина божественной софии, вытекающая из первичной двузначности божественной природы не по существу, а на самом деле, позволяет рассматривать слова повседневного языка как энергетически связанные с сущностью, даже если их прямое значение уходит корнями в божественное царство идей. Содержание слова, таким образом, является космической силой, через человека — через микрокосмос, в котором реализуется и актуализируется космос — слово говорит, оно обращено к миру. Именно антропологическая природа слова делает его символом: язык является социально-историческим и в то же время метафизическим феноменом, потому что метафизической основой единого языка является «внутренний» язык, не разговорный, а разговорный внутри нас.

Говоря о том, что составляет основу философских конструкций Булгакова, можно сказать, говоря словами его предисловия к Свету Вселенной, «поиск пути через современность к православию». Булгаков идет по тому же пути «восхождения», что и Флоренский, и даже более того: основы философских конструкций Булгакова лежат в его космологии. Религиозный разрыв не отделял его от мира, а был обусловлен необходимостью глубже понять мир и проникнуть в его внутреннюю жизнь, в его внутренний смысл. Булгаков был чужд «искушению божественности мира»; во всяком случае, различие между Абсолютной Истиной и Космосом во всей его силе оставалось с ним до конца его дней. Исходя из этого, Булгаков следует конструкции, впервые установленной Филом, который столкнулся с той же антитезой.

Булгаков говорит о мудрости мировой души: «Мировая душа, — пишет он в «Невесте Агнца», — это органическая сила, имеющая в своем эволюционном развитии инстинктивную закономерность бытия». Все размышления Булгакова показывают, насколько сильна его космологическая тема. Булгаков идет гораздо дальше, чем Флоренский: для него единство созданного существа, его живая сила, своеобразный «панеротизм» природы — все это составляет его понимание, вернее — восприятие природы как «живого существа». Но к этому «живому единству бытия» Булгаков, вслед за В. Соловьевым и Флоренским, принимает имя «София», и таким образом выходит за рамки чисто космологической темы и начинает для себя серию новых проблем. Учитывая центральную роль концепции Софии в метафизике Булгакова, мы должны ее проработать.

Вслед за Соловьевым и Флоренским Булгаков сосредотачивает свое внимание на понимании софии, которая впоследствии становится настолько всеобъемлющей концепцией, что вбирает в себя все остальные категории в философских конструкциях Булгакова.

Давайте проследим различные аспекты концепции Булгакова о Софии. Уже в «Философии экономики» «душу мира» называют Софией, но здесь мы понимаем, что «мир потенциально София, в то время как в своем вневременном существовании он хаотичен; в своем вневременном существовании это сама София» ….. Мир удален от Софии не своим существом, а своим состоянием». Космологический аспект Софии постепенно меняется в «Вечном свете». Как и прежде, «существо — это все-единство», то есть понятие «все-единство» все еще имеет чисто космологический смысл, но появляются новые мотивы. «Тайна мира, — пишет Булгаков, — лежит в женском….». Происхождение мира — это действие всей Троицы, в каждой из ее ипостасей, вплоть до проницательного существа, вечной женственности, которая тем самым становится началом мира. И она — «четвертая ипостась».

Современница Булгакова (Евгения Герцык), знавшая его во времена философского расцвета, пишет, что у нее никогда не было «целостного представления о его мировоззрении». «Причина может быть и в том, что в нем самом не было полноты.» Булгакову «не хватало мужества предпочтений — или оно не давалось ему легко, со страхом».

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: