Уиллард ван Орман Куайн, американский философ, математик

Оглавление:

Уиллард ван Орман Куайн (1908-2000), профессор Гарвардского университета, на протяжении своей философской карьеры много занимался аппаратом формальной логики; его всегда волновали также эпистемологические и онтологические аспекты логических исследований. Это привело его к проблеме языкового значения и к смещению акцента с формальных языков на естественные языки. Что касается его работы над логикой как таковой, то основными целями Куайна были строгость логических доказательств и верификаций, унификация и упрощение логических обозначений, а также устранение ненужных понятий и допущений. Куайн неустанно искал алгоритмические разрешительные процедуры для тех областей логики, которые допускают такие процедуры. Его беспокоило отсутствие алгоритмических процедур доказательства для всех разделов теории квантификации, а еще больше — невозможность даже полуалгоритмических процедур доказательства элементарной теории чисел, доказанной Гёделем. Однако это в некоторой степени компенсируется тем, что некоторые области математики допускают разрешительные процедуры и что существуют методы установления возможности или невозможности доказательств. Поиск Куайном единообразия в логической символике проявился в его утверждении, что экзистенциальный квантификатор всегда должен интерпретироваться одинаково, в его попытках найти разумные способы преобразования модальных высказываний и высказываний, выражающих позицию говорящего, таких как Утверждение или определенность, чтобы быть переформулированным в квантифицируемых терминах; и, что более существенно, в его попытке преодолеть сложность символизма Расселовской теории типов, впервые предпринятой в его «Новых основаниях математической логики» и позже усовершенствованной в «Математической логике». Куайн предложил заменить свойства, уже использовавшиеся в R rincipia mathematica и работе Карнапа, классами понятий. Действительно, он предпочел бы пойти дальше и построить логику на номиналистической основе, если бы это было возможно в достаточно удобной форме. Однако он признает, что чисто номиналистическая логика, если бы она была возможна, была бы крайне неудобной, и что в важных областях математики нельзя полностью отказаться от понятия класса.

Куайн вполне уверен в способности современных логических методов пролить свет на философские проблемы, не только семантические и логические, но и традиционные онтологические. Обычный язык, конечно, остается основным средством предельного прояснения, но для целей «творческого аспекта» философского анализа обычному языку не хватает точности и свободы от ошибочных предположений, которые могут быть достигнуты с помощью современных количественных методов. Среди этих философских проблем, которые Куайн рассматривает со своей логической позиции, — проблемы аналитичности, онтологии и истины.

Проблема онтологии

Для того чтобы прояснить понятия синонимии и аналитичности, бесполезно обращаться к процессу определения, поскольку само определение зависит от синонимии. Взаимозаменяемость salva veritate также не очень полезна, поскольку в утверждении «холостяк» содержит менее десяти букв» нельзя, конечно, заменить «холостяк» на «неженатый человек» без изменения истинностного значения. Возможно, необходимые замены можно сделать и в случае с утверждением «все и только холостяки обязательно являются неженатыми людьми», но здесь предполагаются понятия когнитивной синонимии и аналитичности. В любом случае, в экстенсиональном языке, где два предиката, истинные для одних и тех же объектов, salva veritate взаимозаменяемы, такая взаимозаменяемость не является гарантией когнитивной синонимии. Также нет никакой гарантии, что экстенсиональное совпадение терминов «холостяк» и «неженатый мужчина» основано на значении этих выражений, а не на случайном факте, как в случае с экстенсиональным совпадением терминов «быть с сердцем» и «быть с почками». Иногда предпринимаются попытки спасти синонимию и аналитичность, обращаясь к семантическим правилам искусственных языков, но такое обращение рассматривает эти понятия как несводимые и малозначимые с точки зрения реального языкового поведения.

Часто предпринимались попытки определить аналитическое высказывание в терминах теории верификации значения как высказывание, которое «подтверждается чем-то». И эта точка зрения кажется правдоподобной, поскольку истинность высказываний зависит от различимых лингвистических и нелингвистических компонентов. Но хорошо известно, что полное подтверждение каждого высказывания невозможно, и «говорить о лингвистических и фактических составляющих истинности каждого высказывания бессмысленно и является корнем многих глупостей».

Согласно Куайну, предпосылкой для плодотворного обсуждения вопроса о том, что существует, или даже о том, как определить, что существует, является выяснение того, как люди приходят к утверждению существования чего-либо. Философы часто полагают, что использование терминов в единственном числе уже равносильно утверждению существования того, что названо этими терминами. Так, например, когда кто-то говорит об Иоанне, льве или Пегасе, предполагается, что он предполагает существование того, о чем говорит. Поэтому мы можем сказать, что утверждения типа «Пегас не существует», по крайней мере, скрывают мысль о том, что Пегас имеет если не реальное существование (e x isten se), то, по крайней мере, идеальное существование (essen se). Но дело в том, что не существование, а допущение идеальных существ (essen se) приводит к всевозможным вопросам об их размерах, положении, сходстве и так далее. Но, конечно, можно сказать, что Пегас существует по крайней мере в одном значении, но даже если иногда приходится говорить о важности (bedeutsamkeit) или о сходстве значений, из этого ничего не следует о «промежуточных существах, называемых значениями». Путаницы, возникающей при использовании единичных терминов, для которых не может быть найдена соответствующая реальность, можно в значительной степени избежать с помощью теории описаний Рассела, которая сначала переводит предложения, содержащие имена собственные, в предложения, содержащие определенные описания, а те, в свою очередь, в квантифицированные предложения, не содержащие ни имен, ни определенных описаний. А расширив эту процедуру (что, к сожалению, сам Рассел не склонен признавать), можно избавиться от всех сингулярных терминов и тем самым доказать, что использование таких терминов вообще не подразумевает никаких онтологических предположений.

Основные утверждения

Некоторые философы, включая Карнапа, считают, что квантификация не предполагает онтологических предположений. Но даже если действительно можно добровольно отказаться от онтологических допущений, связанных с использованием имен, просто перефразируя, как того требует дескриптивная теория, все равно не существует метода сравнения, позволяющего избежать выбора онтологии, который происходит непроизвольно, когда что-то принимается за значение связанной переменной в истинном высказывании, и вряд ли можно избежать ответственности за допущение существования «некоторых видов», говоря, например, что «некоторые зоологические виды уничтожаются».

Конечно, гораздо более важным, чем вопрос о том, как делается выбор онтологии, является совершенно другой вопрос о том, как он должен быть обоснован. По этому поводу Карнап и другие логические эмпирики утверждают, что здесь есть две разные группы вопросов. Первый состоит из внешних вопросов, или вопросов о концептуальной схеме. Второй состоит из внутренних вопросов, или вопросов о фактах в этой концептуальной схеме. Ответ на первую группу вопросов — прагматический, в смысле лингвистических решений; ответ на вторую группу — научный, в смысле наблюдательных исследований. Однако в действительности, учитывая сложность проведения удовлетворительного различия между аналитическим и синтетическим, нельзя провести дихотомию внешних и внутренних вопросов. Карнаповский проект создания этой дихотомии с помощью различных видов символов — не более чем техническая процедура без адекватного логического или фактического обоснования; а так называемые внешние вопросы принадлежат к тому же «континууму», что и внутренние вопросы. Если бы марсиане говорили с нами на научном языке, который должен выражать все факты науки, но который не использует метафизические термины, содержащиеся в нашей науке, мы имели бы право требовать, чтобы этот язык содержал утверждения всех истин, сформулированных в нашем научном языке, но не имели бы права требовать, чтобы их язык определял границы между концептуальной схемой и фактом, или между аналитическим и синтетическим, как это делает наш язык.

Как же тогда обосновать онтологические и все другие предложения? Ответ Куайна содержит три основных утверждения:

Во-первых, что все виды предложений должны быть обоснованы по сути одинаково;

Во-вторых, что обосновывать нужно не отдельные предложения, а целые системы предложений;

В-третьих, это обоснование всегда прагматично в своей основе.

Что касается первого из этих утверждений, то идеи, лежащие в его основе, уже были охарактеризованы достаточно полно. Нет четкого различия между аналитическими и синтетическими, внешними и внутренними, языковыми и неязыковыми предложениями; нет и фундаментального различия между критериями, которым должны подвергаться различные предложения.

Проблема истины

Критерий, по которому должна быть обоснована сама система, является прагматическим. Некоторые философы, в том числе Льюис в книге «Разум и миропорядок» и Карнап в книге «Эмпиризм, семантика и онтология», применяют прагматические критерии к концептуальной схеме, а не к ее содержанию; но на самом деле все наши концепции основаны на прагматических соображениях. Физические объекты концептуально вводятся в ситуацию как удобные промежуточные понятия, эпистемологически сравнимые с вымышленными объектами — например, литературными персонажами; с точки зрения эпистемологической обоснованности, физические объекты и боги или литературные персонажи отличаются только по степени, а не по сути. Аналогично с атомными и субатомными объектами, или с материей и энергией; математические классы и классы классов также могут рассматриваться эпистемологически как мифы наравне с физическими объектами, богами, литературными деятелями и так далее. Куайн не уточняет, каким должен быть предлагаемый прагматический критерий в деталях, но, похоже, он имеет в виду реализацию целей науки, то есть успешное продвижение исследования в каждом конкретном случае от одного набора экспериментальных данных к другому.

Проблема истины. Если оправдание по сути своей прагматично, то какие виды сущностей на самом деле оправдываются? Начнем с негативных моментов: Куайн испытывает антипатию к так называемым значениям. Верно, что выражения значимы (осмысленны) и что они что-то означают, но идти дальше и говорить, что выражения поэтому имеют значения, значит просто вводить ненужные сущности. Наша ощущаемая потребность в обозначающих сущностях во многом объясняется неспособностью различать значение и референцию, что выражается, например, в том, что «вечерняя звезда» и «утренняя звезда», хотя и совсем не похожи по значению, обозначают одну и ту же звезду. Действительно, большая часть того, что по сути отличает смысл от атрибуции, относится к контексту «сходного по смыслу», а большая часть остального содержится в таких терминах, как «значимый» и «осмысленный». Поэтому нет никакой необходимости в замене «промежуточных сущностей», называемых «значениями», и предполагаемая объяснительная сила таких сущностей совершенно иллюзорна. Значения как идеи, по мнению Куайна, бесполезны для науки о языке, и говорить, что значения имеют идеальное, а не реальное существование, значит вносить чрезвычайную сложность и путаницу в логическую нотацию и онтологические рассуждения.

На позитивной стороне находятся прагматически обоснованные сущности, такие как обычные физические объекты, которые, хотя и напоминают в некоторой степени литературных персонажей, обладают гораздо большей объяснительной силой. К ним относятся объекты науки на атомном и субатомном уровнях, которые вводятся для того, чтобы сделать законы макроскопических объектов, а в конечном итоге и законы опыта, более простыми и управляемыми. Таким же образом можно ввести математические объекты, пытаясь минимизировать допустимые абстрактные единицы. Физические объекты не обязательно непрерывны во времени или пространстве, но состоят из множества движений частиц. Сам опыт — это то, чему должна соответствовать концептуальная схема в целом, а язык — это необходимый инструмент опыта.

Взгляды Куайна

То, что было сказано о взглядах Куайна на аналитичность и онтологию, подразумевает интерпретацию истины, которая признает, что в истине есть очень значительный условный элемент, и которая отвергает попытки Карнапа и других сделать очень большой класс истин чисто условными, конвенциональными.

Вообще говоря, истина здравого смысла должна определяться как некое соответствие реальности или отражение мира, так что утверждение «Джеймс курит» должно считаться истинным именно при тех обстоятельствах, при которых Джеймса следует считать курильщиком. Однако, к сожалению, утверждения о физических объектах не могут быть подтверждены или опровергнуты прямым сравнением с опытом, и утверждения, которым мы приписываем истинность или ложность, очень часто сложным образом переплетаются с подробными концептуальными схемами, с помощью которых они обосновываются или отвергаются. Для того чтобы считать некоторые важнейшие части концептуальной схемы по крайней мере временно неоспоримыми и облегчить переход от одной части схемы к другой, часто удобно формализовать эти важнейшие части в виде постулатов и определений, и такая формализация действительно часто способствовала прогрессу науки. В этом отношении большинство математических истин можно трактовать как редукции логических истин, введенных определением, а те, которые не поддаются такой трактовке, можно легко ввести в систему с помощью нескольких дополнительных постулатов. Большая часть физики также может рассматриваться как формальная система, а современная философия имеет тенденцию все больше подчеркивать контингентный элемент в ущерб интерпретационному элементу в различных науках[2] .

Однако полезность формализации имеет свои пределы. Любая концептуальная схема, чтобы быть полезной, должна руководствоваться наблюдениями. В любом случае, физические конвенции должны быть сделаны в соответствии с опытом наблюдений и могут быть изменены, если опыт окажется, что это необходимо. Даже элементарная логика вряд ли может быть сведена к простым условностям, поскольку если логика выводится даже косвенно из условностей, то для того, чтобы вывести ее из этих условностей, нужна логика. Согласно Куайну, невозможно в принципе получить даже самую элементарную часть логики путем явного применения только заданных конвенций; ведь логические истины, число которых бесконечно, должны быть заданы общими конвенциями, а не частными, и логика нужна хотя бы для того, чтобы применять общие конвенции к частным случаям. Из того, что результаты законодательных постулатов хотя и всегда являются результатами произвольных постулатов, не следует, что они тем самым произвольно истинны; и когда постулаты однажды даны, хотя и произвольно, их дальнейшее использование заключается в дискурсивном постулировании, которое устанавливает не истину, а лишь некоторый порядок истин. Ни одна из известных нам истин не является чистым соглашением или чистым фактом. Вместе они образуют, по известной метафоре Куайна, достойной Шекспира, бледно-серую ткань, в которой черное происходит от факта, а белое — от условности, но не видно ни одной полностью белой или черной нити.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: